Эндель Пусэп - Тревожное небо

— В связи с изменением обстановки придется сократить рабочее время, — сказал начальник полярной станции. — За четыре часа можно основательно промокнуть.

— Действительно, больше, пожалуй, не стоит, — согласился Орлов, — иначе и простудиться недолго.

Через некоторое время произошла непредвиденная задержка: заглох мотор катера. Оставшись без дела, мы, промокшие до костей, сразу же начали замерзать. Не оставалось ничего другого, как собрать валявшиеся на берегу доски от ящиков и разжечь костер. Вскоре стало теплее, одежда немного подсохла.

Сверху, с ледника, послышался вдруг лай собак и тяжелый топот. Огромный белый медведь, преследуемый стаей собак, мчался прямо к костру. Зверь даже не обратил внимания на то, что на его пути стоят люди. Спасаясь от собак, он в панике промчался прямо между летчиками и ринулся в воду.

Тем временем исправили мотор на катере, и он, пыхтя, направился к берегу.

— Ребята, знаете что? — озорно крикнул Орлов. — Давайте поймаем этого зверя! Догоним его на катере и набросим на него петлю. Ведь на воде он нам ничего сделать не сможет.

Началась своеобразная охота. Мы втроем — Орлов, Вершинский и я — сели на катер и помчались за белым медведем.

Вот это была охота! Каждый раз, когда мы приближались к медведю и хотели накинуть на него привязанную к багру петлю, он нырял под воду. На поверхности воды медведь появлялся на порядочном расстоянии от нас. Так прошло целых полчаса, прежде чем Вершинскому удалось накинуть ему петлю на шею.

Теперь мы отправились к «Русанову». Хозяин Ледовитого океана сердито рычал и фыркал, но был вынужден плыть за нами.

— Эй, капитан! — крикнул Орлов, когда мы приблизились к кораблю. — Вадите, какого великолепного пассажира мы вам раздобыли! Спускайте конец с лебедки!

Белому медведю такая поездка вовсе не нравилась. Каждый раз, когда петля хоть немного ослабевала, он пытался нас атаковать. Надо было все время быть начеку.

И вот нам подали конец с судовой лебедки. Поймав его, мы остановили катер. И тогда начался переполох! Прежде чем мы успели связать наш канат со спущенным с лебедки, белый медведь оказался на корме нашего катера. Положение создалось довольно-таки опасное — ружей мы с собой не взяли!

Попавший в беду хватается за соломинку, и нам ничего не оставалось, как взобраться на корабль по спущенному оттуда штормовому трапу. С невероятной быстротой, которая сделала бы честь акробату, я взлетел на палубу. Оглянувшись, увидел, что Орлов и Вершинский уже стоят там. Когда же они успели?

Моторист катера остался один на один с белым медведем, и зверь, не мешкая, начал наступление. Трубу и штурвальную колонку, оказавшихся на его пути, косолапый смял в одно мгновенье. Обломки ему тоже, наверное, мешали, и он столкнул их за борт.

Пока медведь был занят этим, мотористу удалось схватить железный лом. Теперь он уже мог защищаться. Выбрав подходящий момент, моторист ударил медведя по лбу. Рыча от боли и ярости, зверь встал на дыбы. В тот же момент раздались выстрелы… и грузное тело рухнуло на палубу. Капитан Бурке и один из матросов держали все время зверя на прицеле. Выстрелы были точными — когда моторист ткнул медведя концом лома, тот не подавал уже никаких признаков жизни.

Все вздохнули с облегчением.

— Где же вы научились так ловко лазить по канату? — с улыбкой спросил меня капитан Бурке.

— По нужде и вол в колодец полезет, — ответил я эстонской поговоркой.

Моряки освежевали зверя и перенесли мясо на камбуз.

Закончив свою смену, мы отправились на корабль. Пар поднимался от больших блюд с медвежатиной на выбор: жареной и вареной. Это был замечательный пир! И шутки на наш счет отпускались без конца и края!

… После ухода «Русанова» на берегу снова началась напряженная работа. Наконец весь груз был перевезен на склады. Начали монтаж доставленной нам электростанции.

Приближалась осень. Солнце уже не стояло днями и ночами на горизонте, а садилось за ледяные глыбы — сначала в полночь, а затем уже и в более ранние часы. Установился обычный ритм чередования дня и ночи.

В одну такую ночь нас разбудил сильный лай собак.

— Что это они там опять расшумелись? — возмутился штурман Лев Рубинштейн, любивший поспать.

— Наверное, медведи бродят, — предположил я, вылезая изтеплого спального мешка.

— Что, если посмотреть? — заинтересовался и Орлов.

Мы быстро оделись, схватили ружья, фотоаппараты и помчались на улицу. Собаки, которых держали на полярной станции для езды в упряжке и перевозки грузов, в большом волнении прыгали и лаяли, рвались с цепи…

На западной стороне неба стояла полная луна, на северо-востоке уже начало светать, ветер стих.

Не успели мы спустить собак с цепи, как они сразу же помчались прямо в сторону бухты Теплица.

Снег был довольно плотный, и по нему могли свободно передвигаться не только собаки, но и люди. Поэтому вместе с присоединившимся к нам Петениным мы помчались за собаками, не надев лыж. Многоголосый лай отдалился, но становился все более яростным. Пробежав километра два, мы увидели необычайное зрелище: собаки образовали круг и отчаянно лаяли на кого-то. Приблизившись, мы увидели главных виновников этой суматохи. Окруженная собаками, топталась большая белая медведица, за которую пытался спрятаться маленький, двух-трехмесячный медвежонок.

Стало уже довольно светло. Я выхватил из-за пазухи фотоаппарат. К. сожалению, успел сделать лишь один снимок, когда раздался выстрел и медведица рухнула на снег.

— Надо же было тебе так торопиться, — ругал я Петенина. — Можно было сделать еще несколько хороших снимков…

Но делать нечего. Медведица лежала на снегу, а малыш бойко стоял за себя.

— Давайте поймаем маленького и воспитаем, — предложил Степанов, только что вместе с Чернышевым прибывший к месту происшествия.

Пока Петенин ходил за сеткой и санями, мне удалось сделать еще несколько снимков. Потом мы завернули медвежонка, ростом с хорошую овчарку и оказывавшего упорное сопротивление, в сетку и на санях повезли к нашему жилищу.

Чернышев и Петенин остались снимать шкуру с медведицы. Мы с Орловым смастерили широкий ошейник и посадили малыша на цепь, прикрепленную к большому камню недалеко от дверей.

Маша (так мы назвали медвежонка) чувствовала себя вначале довольно скверно. Особенно досаждали ей собаки, которые нахально пытались утащить принесенную для медвежонка еду.

Пока Маша бранилась с одной из них, другая успевала съесть ее пищу. Нам не оставалось ничего другого, как построить Маше из досок будку, открытую только спереди.

Вскоре Маша привыкла к людям и ее можно было освободить от цепи. Большую симпатию она испытывала к тем, кто ей чаще приносил еду, особенно сгущенное молоко, ее любимое лакомство. Уже издали заметив в руках человека банку, она облизывалась и садилась. Получив первую порцию, она закрывала от наслаждения глаза и с умильным видом ожидала следующей.