Виктор Петелин - Восхождение, или Жизнь Шаляпина

Превосходно оформлен мануфактурный отдел и по богатству своих витрин и экспонатов. То, что можно увидеть у Сапожниковых и Морозовых, не встретишь и в прославленной Европе. Привлекают отделы военный, среднеазиатский, галерея машин, панорама «Покорение Кавказа»…

Нестеров горестно вздохнул, вспоминая свои не очень-то веселые впечатления от выставки, особенно по художественному отделу…

— Ужасен Маковский… Картина «Минин» показывается в отдельном павильоне, за отдельные три гривенника. Все сделано автором в интересах картины. Он позаботился о ней, как о дорогом покойнике. Похороны первого разряда… Ковры, гобелены, возвышенные места для зрителей, реклама. Картина колоссальных размеров. Огромная толпа с традиционным юродивым, девицей, вынимающей серьги из ушей, и прочая, прочая. Все на картине есть: Минин машет руками, крестный ход выходит, все так, как нужно. Но, Боже! Как жалко Маковского, ведь это агония большого таланта. При огромных размерах все мелко, ничтожно, даже бархат и ткани на этот раз плохи. В общем же огромная затрата энергии впустую… Вот так, Абрам Ефимович, для зрячих Маковский конченый… Публика же, на его счастье, еще слепа и с радостью отдает тридцать копеек, чтобы сказать, что она видела Маковского…

— Ну а как отдел Товарищества?

— Наш отдел беден и мал. Картины висят по авторам, и кому бабушка ворожила, тем хорошо, мне она, по обыкновению, позабыла поворожить, и мои вещи расположили неважно. «Сергий» еще ничего, а бедных «Монахов» задрали на «Сергия», и они пропали. На все воля Божия…

— Здесь много разговоров было вокруг Мамонтова и Врубеля, «Новое время», как всегда, подняло шум, а что ж там на самом-то деле произошло, я так до сих пор и не знаю.

— Да ничего особенного… Как обычно, паны разбранились, Витте и Мамонтов что-то не поделили с президентом Академии и Толстым, а члены жюри воспользовались конфликтом и стукнули Мамонтова по макушке, зная о его пристрастии к Врубелю, авось, мол, и пойдет ко дну. А Мамонтов взял да и выстроил специальный павильон для изгнанника… И статья в «Новом времени» написана по заказу Мамонтова… Словом, ты знаешь, тут дело семейное, как-нибудь разберутся. Страсти были накалены до предела, но Врубель тут был нисколечко не виноват. Это действительно большой талант, талант чисто творческий, возвышенно, идеально представляющий красоту, с большими странностями психически неуравновешенного человека, но, повторяю, это талант.

— Мне он и показался странным, он может высказать тебе в лицо всякие гадости и ничуть не смущается этим…

Архипов недавно познакомился с Врубелем и был несколько шокирован его прямотой.

— Судьбу Врубеля предсказать трудно. Этот человек, имея множество данных, воспитание, образование, даже ум, не имеет ни воли, ни характера, ни ясной цели. Он, видите ли, только артист. Нравственный склад его действительно непривлекателен. Он циник и способен пасть низко. Если это не так важно для того, чтобы завоевать мир, он его завоюет, особенно с помощью такого, как Мамонтов. Во всяком случае, от него можно ждать много неожиданного и неприятного для нашего покоя и блаженства. Ну тут уж я шучу, как сам понимаешь…

— Да уж какие тут шутки… Я вот не пойму, почему ты несправедлив к Савве Ивановичу Мамонтову, ведь он столько делает для художников! Сейчас открыл Частную оперу, поставил «Псковитянку», которую никто до него не хотел ставить, к тому же нашел такого певца, как Федор Шаляпин…

Нестеров не ждал такого прямого вопроса, но уже давно у них с Архиповым сложились такие отношения, которые не терпели недомолвок.

— С Мамонтовым у меня прекрасные отношения, как-то все произошло случайно, что ли, во всяком случае, без всякого заискивания с моей стороны… Больше десяти лет тому назад я жил в Сергиевом посаде, а в Троицу приехала большая компания во главе с Поленовой, Мамонтовой и Репиной… Поленову я знал, как ты сам понимаешь, и она меня познакомила со всеми женами известных мужей… Зашли ко мне на чай, потому как все страшно устали, а Елизавета Григорьевна взяла с меня слово, что я буду у них бывать в Абрамцеве. Вот так и сложились эти отношения… Но самого я не очень принимаю… Вот Третьяков… Частное лицо, а составил историю искусства целой страны за несколько столетий… И все это богатство он отдал в руки невежественных отцов города Москвы. Кто оценит подвиг этого нравственного великана, каким является Третьяков… Какой прекрасный контраст всем этим Алексеевым, Мамонтовым, Солдатенковым и другим людям, иногда умным и способным, но мелким и ничтожным по существу своему. И как почти всегда бывает с истинным величием, оно при жизни его виновника замалчивается, проходит без шума и даже затуманивается умышленно подставленными событиями… Уж слишком шумлив Савва Иванович, любит покрасоваться своими заслугами перед обществом… Боясь, как бы не забыли о нем, все время напоминает о своем значении. Ни одного шага не сделает без того, чтобы не обратить на себя внимания… Во всем его деле так и чувствуется самореклама, а то и просто реклама. «Савва Мамонтов из Москвы» — так пишутся вывески на Нижегородской ярмарке… Нет, где этот самый Мамонтов, туда мне ходить не след, мы не выносим друг друга. А в конце концов, все это суета сует и всяческая суета! Время скажет свое веское слово, и оно будет свято… Любит он шутов и карлов вокруг себя держать, чтобы развлекали, даже Костя Коровин, редкостный художник, и тот превратился в шута горохового. Ну да Бог с ним…

— Ну а как быть с Шаляпиным-то? Пойдешь?

— А как же, обязательно! Оперу я люблю, тем более если есть талантливые исполнители…

После этого разговора с Архиповым Михаил Васильевич, бывая у знакомых, друзей, повсюду слышал о Федоре Шаляпине как о чуде, о его необыкновенном трагическом таланте, способном увлечь, заразить своей игрой, красотой голоса. Наслушавшись всякого о новом феномене, так что трудно было отличить быль от небылиц, а говорили и такое, во что трудно было поверить, Михаил Васильевич твердо решил пойти на следующее же представление «Псковитянки» с Шаляпиным в главной роли — Ивана Грозного. Оказалось, что не так-то просто было достать билет. Но трудности были преодолены, много знакомых художников сотрудничали в Мамонтовском театре… Поленов, его учитель, Костя Коровин, с которым учились вместе в Училище живописи, ваяния и зодчества, Сергей Малютин…

И вот он в театре, переполненном публикой. Торжественные лица, ждущие какого-то необыкновенного чуда, все уже достаточно наслышаны о происшедшем на первом представлении «Псковитянки».

Настроение публики невольно передалось и Нестерову. «Да, как будто пришли посмотреть на игру Дузе или Эрнесто Росси или на Антона Рубинштейна, когда он дирижирует оркестром… Ну что ж, не будем заранее обольщаться надеждами толпы… Посмотрим… Послушаем, так ли хорош мамонтовский феномен, как разносит молва, а то, может, опять газетчики трубят по найму Саввы Великолепного…»