Вадим Пигалев - Баженов

О прибытии Екатерины II возвестили пушки, многочисленные трубы и литавры.

Императрица, демонстрируя демократичность, прошла сквозь толпу народа. Поднявшись на гилерею в сопровождении свиты, она поклонилась тысячам собравшихся и поздравила их с победой, с началом торжеств.

— Ликуйствуй, народ! — воскликнула императрица, подогревая хорошо знакомые ей патриотические чувства россиян. — Это твоими стараниями, кровью солдатушек, отважных воинов России, умножилась слава и мощь отечества нашего. Пусть видят и слышат иные края, друзья и враги наши, что в сей великий день радость народная беспредельна…

Вновь заговорили пушки, загремели трубы, вспыхнули огни фейерверка, в разных концах «ходынского гульбища» заиграла музыка.

Наступило всеобщее ликование. Слетели покрывала с фонтанов, забивших виноградным вином. Распахнулись ворота павильонов с даровым угощением для простолюдинов: жареными быками, баранами, птицей.

Начались концерты, пляски, скачки азиатов на степных лошадях. Акробаты и фокусники тешили и удивляли народ. Заработали аттракционы, ярмарка.

Андрей Тимофеевич Болотов, описывая зрелище и массовые гуляния, замечал: «Как и самые товары в лавках долженствовали предзнаменовать сию торговлю, всходствие чего и поделано было несколько небольших морских судов, и расстановлены с их мачтами и флагами в разных местах на одной раньше представляющей море, будто бы плавающими… Для увеселения же подлого народа поделано было… множество крупных качелей, огромных театров».

Баженов плелся в конце свиты, сопровождавшей императрицу. Часто отставал, гладил колонны, резные украшения, деревянные скульптуры, словно впервые видел их. Трудно было поверить, смириться с мыслью, что вся эта громадина величественных строений, в которые он вложил душу, — явление временное.

Екатерина направилась в «Азовскую крепость», где был приготовлен торжественный обед на 319 персон. Но прежде чем сесть за стол, императрица пожелала осмотреть само здание. Баженов давал пояснения.

— Уж не захворали ли вы на самом деле? — неожиданно спросила Екатерина, пристально взглянув на архитектора. — Что-то на вас лица нет.

— Нет, не извольте беспокоиться, Ваше величество, я здоров, — осипшим головом ответил Баженов. — Просто устал малость.

— Оно и видно, что поработали вы отменно. Мне нравится.

— Весьма благодарен за столь лестную похвалу, — с поклоном ответил Баженов.

— Ну а сейчас отдыхайте, вы того заслужили. Бог даст, мы еще свидимся. И такое, быть может, придумаем, что не токмо мы, но и потомки наши с восхищением дивиться будут.

Вечером Ходынское поле засветилось множеством красочных огней.

Гулянье продолжалось почти до рассвета. Поэты посвятили торжествам пламенные оды, газеты щедро выделили места репортажам и описаниям праздника на Ходынском поле.

Летом 1775 года Екатерина решила приобрести подмосковное имение Черная Грязь. Была оформлена купчая.

Здесь в свое время был построен своеобычный деревянный дворец, который в 1722 году описал камер-юнкер голштинского герцога Берхгольц:

«Дом в Черной Грязи построен на китайский манер, с отлогими крышами на два ската, с галереями, по которым можно ходить перед окнами вокруг всего строения, и со многими маленькими башнями, со всех сторон открытыми и обтянутыми только парусиной для свежести воздуха и защиты от солнца. Он весь деревянный, но так как раскрашен и стоит на высоком месте, то издали кажется великолепным. Комнаты внутри его, кроме одной залы, очень невелики, низки и с низенькими окнами, исключая, впрочем, еще комнатки в правом павильоне и во втором этаже, которая довольно высока и служит князю спальней, потому что находится близко от одной из галерей, откуда прекрасный вид».

Екатерина мечтала о большой загородной резиденция. Эти желания в 70-е годы подогревал и Григорий Потемкин.

— Черногрязье, матушка, весьма подходящее место для русского Лувра, — говаривал Потемкин. — Ваш архитект, господин Баженов, учитывая его талант и фантазию, может приличное царское село основать в оном месте…

— Как ты сказал? — перебила Екатерина, — Царское село… Пожалуй, недурственно, — задумчиво произнесла императрица и тут же решительно добавила: — Быть посему.

Итак, Черные Грязи были переименованы в Царское Село, или, иначе говоря, Царицыно.

Остановившись ненадолго в Коломенском, Екатерина на своей блестящей карете, запряженной осьмью лошадьми, в сопровождении кавалергардов и царедворцев, отправилась в погожие дни осматривать новое владение. В Царицыне ее встречал Потемкин, позаботившийся о том, чтобы имение и вся окружающая обстановка произвели на императрицу хорошее впечатление, оставили приятные воспоминания. И без того живописные пруды были украшены яркими плавающими ладьями, небольшими пристанями — мостками для схода к воде. В глубине парка был сооружен большой шалаш из свежепахнущего сена. Сюда планировалось подать полдник, а затем отсюда же насладиться «сельским праздником».

Были согнаны статные крестьяне-косцы. Девушки, разодетые в яркие самобытные сарафаны из домотканой материи, пели песни, водили хороводы. Крестьянские подростки на лошадях соревновались в удальстве и ловкости.

Екатерина пребывала в хорошем настроении. Ей все здесь нравилось.

— Вот, Григорий, чего не хватает нам. Мы, городские обитатели, привыкли всюду лоск наводить, дивиться красивостям, далеким от естества. А ведь дикость сама по себе красивость имеет. Важно особливо не тиранить ее. — Екатерина мечтательно помолчала, глядя на небо и высокие кроны деревьев. — Красив Лувр, спору нет. Но древние замки, хоть и нет в них лоску, больше взору приятны и дикостью своею пленительны, ибо грубость их сродни с природою.

Это не было твердым убеждением Екатерины. Скорее всего это было сказано под настроение. Но Потемкин решил не упустить удобного случая, сыграл в унисон и выдал импровизацию за давно продуманную идею.

— Потому, Ваше величество, мне и приглянулись здешние места. Я давно думаю, что ежели строительство здесь учинить в мавританском вкусе, не тираня при том естество, а, напротив, украшая дикость руинами, то приятность для взора может получиться необыкновенная.

Эти пожелания были высказаны и Баженову, когда ему давали поручение составить план строительства в Царском Селе.

Архитектор учел эти пожелания, но не пошел у них на поводу. «Баженов задался целью, — справедливо указывает советский исследователь Е. Н. Шемшурина в книге «Царицыно», — создать в Царицыне национальный русский ансамбль на основе синтеза русских и классических композиционных принципов, но, подчиняясь «высочайшему» заданию, присоединил к этому некоторое количество готических и псевдоготических деталей». Этот стиль затем определят как «новое национально-романтическое направление русской архитектуры». Следует при этом заметить, как подчеркивает другой советский исследователь творчества Баженова, В. Снегирев, что зодчий «несомненно, исходил из элементов так называемого московского барокко, а не из чужеземного, уже умершего готического стиля… Обращаясь к русской архитектуре XVII века, Баженов не копировал ее, он возрождал ее в претворенном виде, обогащая новыми приемами и мотивами.