Вадим Пигалев - Баженов

И все же, несмотря на весьма формальную причастность к масонству, Баженов в силу сложившихся обстоятельств и чрезмерной доверчивости оказался в числе главных жертв опальных «братьев», на коих Екатерина обрушила свой гнев. Причиной тому послужили вещественные доказательства. Дело в том, что всякий раз, когда Баженов возвращался от Павла Петровича, выполнив соответствующее масонское задание, Шварц и Шредер требовали от архитектора письменный отчет о посещении цесаревича. Иногда такие отчеты ему велено было писать собственноручно в нескольких экземплярах. Один из экземпляров затем поступал к Новикову, коему Шварц или Шредер приказывали отредактировать написанное, а также собственноручно переписать аранжированный отчет в двух-трех экземплярах. Один из них поступал на перевод, для отправки масонскому руководству в Берлин. Другие хранились в ложах, в личных архивах «братьев». Есть основание предположить, что руководители русских «братьев», берлинские агенты розенкрейцеров приказывали хранить эти бумаги не случайно, ибо сами они предпочитали никаких следов не оставлять. Делалось это, видимо, для того, чтобы в критический момент отвести от себя всякие подозрения, обвинения в политическом заговоре и тому подобное и всю вину переложить на русских масонов, сославшись на их инициативу, на рукописные документы. Не исключено также, что барон Шредер «коллекционировал» эти бумаги и на случай шантажа, так как в его обязанности входило: контролировать деятельность русских «братьев», подчинять их орденской дисциплине, следить за выполнением указаний и клятвенных обязательств.

Многие же русские масоны, в том числе Новиков и Баженов, разного рода письмам, орденским отчетам, собственноручным заметкам должного значения, к сожалению, не придавали, ибо не ведали и не догадывались, что это может быть потом кем-то использовано. К тому же они были искренне убеждены, что в их действиях нет ничего худого. Ведь тайная орденская переписка и все секреты высших градусов были вне поля зрения, а тем более контроля.

Масонская тактика, применяемая розенкрейцерскими мастерами в адрес Баженова, практиковалась и по отношению к Новикову.

Руководителей розенкрейцеров новиковская «самость» стала на определенном этапе раздражать. Они рассчитывали активизировать российское масонство, усилить пропаганду масонских идей. И предполагалось сделать это руками «русского Вольтера». Но вместо этого время уходило на постоянное обуздание издателя. Шварц не переставал упрекать Новикова в равнодушии к масонским делам, нарушении орденских законов и предписаний.

Желая от имени тайных берлинских мастеров упрекнуть Новикова в «своевольстве» и нежелании выполнять главное обязательство «вольного каменщика» — «распространять свет масонского учения», немецкий барон Шредер, один из начальников розенкрейцеров, отдает через Шварца приказ: составить собственноручно опись всем книгам, какие Николай Иванович выпустил в 80-х годах. Это был по-своему хитрый ход. Во-первых, если бы Новиков поставил в список только то, что выпущено им самим, то оказалось бы, что среди этих книг почти нет масонских изданий. Более того, многие издания противоречат «масонской философии». Это дало бы повод розенкрейцерам обвинить издателя в умышленной враждебности ордену, в нарушении им клятв и уставов. За это грозила расправа. Во-вторых, если бы Новиков согласился вставить в список и те издания, кои легально и нелегально выпущены Шварцем и его учениками, то получилось бы таким образом, что Николай Иванович сам подписывается под книгами, философию коих он не разделяет и даже подчас плохо информирован об их содержании. Словом, это означало признать философию обскурантизма и добровольно, а также заранее (в случае возможных неприятностей) взять всю ответственность за эти издания на себя. Это был бы в руках тайных иноземных мастеров еще один документ на случай шантажирования или снятия с себя каких-либо подозрений и обвинений.

Новиков не выполнил указ, никаких списков составлять не стал. Тогда последовало другое предписание: отказаться от заведования «типографическими делами» и передать все руководство в руки Шварца. Новиков не выполнил и этот указ, еще раз нарушив тем самым масонский устав и законоположения о дисциплине «братьев».

По возвращении из поездки Шварц, как известно, усилил пропаганду розенкрейцерства.

В «Вечерней заре» Шварц с новой силой обрушился на просвещение, на человеческий разум, на практические науки, национальные нравы и мораль, на сатирическую литературу. Он звал молодежь своими публикациями на путь авантюр, политической реакции, мистицизма и провокационной антигосударственности во имя химерического братства «избранных». Свои идеи он проповедовал и в лекциях.

Баженов неоднократно обращал внимание Николая Ивановича на распространение чуждых русскому человеку идей, философских понятий, на чрезмерное увлечение магией и алхимией, на разгул шарлатанства. Тревога и сомнения стали посещать Баженова все чаще и чаще. И не только его одного. Наиболее передовая часть нарождающейся русской интеллигенции, втянутой в масонство, стала серьезно задумываться не только над постулатами масонства, подвергать сомнению обскурантистскую философию, но и подозрительно относиться к целям международного ордена, его практике. Одних это приводило к наивному желанию отыскать в масонстве «национальные мотивы» и попыткам оградить «русские ложи» от иноземного влияния (что, кстати, в основе своей противоречило орденской сущности и расценивалось как «отступничество и предательство»), другие просто порывали всякие связи с ложами. В числе последних оказался, например, поэт и прозаик H. M. Карамзин. Случай с ним примечателен, в определенной степени характерен.

Карамзин стал масоном в 1784 году. Выполняя волю своих орденских наставников, он начал было переводить книги, отвечающие масонскому духу, но вскоре бросил это занятие. Карамзин задался целью издавать свой журнал. Тогда масоны потребовали от него изложить программу планируемого журнала. На это поэт ответил, что он не мальчик и имеет право на самостоятельные мысли и поступки. В «Московских ведомостях» он печатает «Объявление», где намекает, что не намерен в своем будущем журнале публиковать «теологические, мистические» и прочие труды масонского плана. И. В. Лопухин, соблюдавший все предписания орденских начальников, предупреждает масона А. М. Кутузова: «Карамзин совсем анти того, что разумеют мартинизмом». С этого времени масоны тщательно следят за Карамзиным, его литературной деятельностью. И. В. Лопухин пишет: «Карамзину хочется непременно сделаться писателем так, как князю Прозоровскому истребить мартинистов, но обоим, чаю, тужить о неудаче». H. H. Трубецкой, тоже масон, расценивает желание Карамзина быть в своей литературной и издательской деятельности независимым от «братьев-начальников» и орденской дисциплины как самое «безумное предприятие».