Чарльз Уайтинг - Битва в Арденнах. История боевой группы Иоахима Пейпера

В штабе командующего 30-й дивизией генерала Хоббса тут же зазвонил телефон. Несколько секунд спустя Хоббс уже разговаривал с командиром 9-й воздушной армии в Люксембурге. 9-я армия уже не в первый раз бомбила 30-ю дивизию. Злые шутники из дивизии уже прозвали 9-ю армию «американскими люфтваффе».

120-й пехотный полк потерял около сорока человек убитыми и еще больше — ранеными. Потери среди гражданских оставались неподсчитанными, но город был охвачен пламенем, и американскому коменданту стоило огромных трудов предотвратить массовое бегство по дорогам, жизненно необходимым для подразделений, двигавшихся в Ла-Глез на бой с Пейпером.

Взволнованный генерал авиации, моментально осознав, на кого ляжет ответственность за эту ошибку, пробормотал извиняющимся тоном, что этого больше не повторится. Как же он ошибался! [43] На следующий же день Мальмеди опять бомбили, а 25 декабря это повторилось еще раз. 9-я воздушная армия признала свою ошибку, в отличие от генерала Спаатца, командующего стратегической авиацией США в Европе, который отказался что-либо признавать и говорил об этих событиях впоследствии не иначе как о «приписываемых нам ошибках».

Несмотря на неудачу Харрисона в отношении захвата Ла-Глез, его сектор оказался в тот день единственным ярким пятном на шестидесятикилометровом фронте Риджуэя, и командир десантников решил собственными глазами взглянуть на происходящее там. Незадолго до захода солнца он прибыл в Шато, где разместился командный пункт Харрисона, с гранатами на ремне и с карабином Спрингфилда в правой руке. Харрисон сразу же спустился вниз и без обиняков изложил командиру корпуса ситуацию.

— Наши атаки с запада и востока сегодня увязли, — сказал он. — Завтра мы попробуем напасть с севера.

Он подвел командира к настенной карте и показал ему текущую ситуацию и план действий на завтра. Риджуэй внимательно слушал. Он знал, что в плане Харрисона есть слабое место — боевое командование роты В 3-й танковой дивизии. Дивизия в этот момент подвергалась яростному натиску немцев, и ее командир, генерал Морис Роуз, требовал срочного возвращения своих солдат. А Хоббс утверждал, что если отобрать у него танки, то Ла-Глез откроется с обеих сторон, и, мало того, поскольку выбить противника из удерживаемого им предмостного укрепления станет нереальным, то Пейпер сможет еще и вырваться из ловушки, держать которую так дорого стоило американцам за последние два дня. Риджуэй ничего не стал говорить Харрисону, но для себя четко решил по возвращении на командный пункт разобраться с этой проблемой.

Выстрелы 155-миллиметрового орудия сотрясали Пейпера больше, чем какие-либо другие выстрелы за всю его жизнь. С каждым разрывом снаряда ему казалось, что сердце разлетается на куски. Многие из его солдат вообще не могли прийти в себя от непрерывной канонады. Пейпер понимал, что надолго их не хватит. Но приказа об отступлении из штаба все еще не было.

Ночью люфтваффе пытались сбросить ему горючее и боеприпасы, но, по подсчетам интенданта, дивизия получила не более десятой части всего сброшенного. В общем, когда радист позвал Пейпера к радиоавтомобилю, чтобы принять сообщение от командира дивизии, полковник тут же подбежал и схватил наушники — он надеялся услышать приказ, которого так долго ждал. Но тщетно.

Тонувший в помехах обезличенный голос на другом конце заявил:

— Если боевая группа Пейпера не доложит в точности о состоянии своих запасов, то рассчитывать на постоянное снабжение боеприпасами и горючим она не может. Восточнее Ставло у нас имеются шесть боеспособных «Королевских тигров». Куда их направить?

Невыполнимые требования командования привели Пейпера в ярость. Там, наверху, и представить не могли, какая неразбериха творится здесь, в окруженной бельгийской деревушке.

— Перебросить по воздуху в Ла-Глез! — прорычал он, стиснув зубы. Но тут же взял себя в руки. — Нам необходимо разрешение срочно прорываться отсюда.

Повисло молчание, наконец командир задал вопрос:

— Вы можете вывести технику и раненых?

Пейпер воспрянул духом. Впервые в ставке не отказались рассматривать вопрос об отступлении. Все-таки его не бросили здесь!

Он быстро заговорил, а земля под его ногами вздрогнула от разрыва очередного снаряда.

— Сегодня у нас последний шанс вырваться отсюда. Без техники, без раненых. Пожалуйста, дайте нам разрешение!

Командир не дал прямого ответа, но пообещал обсудить этот вопрос с командованием корпуса. Пейпер дал отбой и умчался в укрытие на свой командный пункт в полной уверенности, что теперь ему дадут разрешение на отвод солдат и времени терять нельзя. Необходимо собрать офицеров и спланировать путь отступления.

Ни один из командиров подразделений не стал возражать, услышав о том, что предстоит прорываться из Ла-Глез. Они понимали, что битва проиграна и что жертвовать жизнью в этой деревне им больше не за что. Многие уже сообразили, что все наступление оказалось в безвыходном положении и что остальная часть дивизии не в состоянии пробиться к ним на помощь. Теперь оставалось только позаботиться о солдатах и вывести как можно больше живыми. Операция, конечно, предстояла рискованная, но оставаться в Ла-Глез и ждать, пока эта чертова пушка всех разорвет на куски, было бы еще хуже.

Все обступили Пейпера, а он показывал позицию на карте — как сам ее себе представлял. Все понимали, что они окружены и ближайшие части своих — по другую сторону Амблева, под Ставло. Однако холмистая местность и густые леса могли скрыть даже такую большую группу людей. Пейпер указал пальцем на маленькую грунтовую дорогу вниз по склону мимо дома священника. Именно этой дорогой и предполагалось уходить.

Бросив технику — предполагалось, что она будет взорвана оставшимися после ухода основной части солдат добровольцами, — немцы должны были уходить пешком по узкой дороге вниз, в долину, в направлении деревни Ла-Венн, где американцев еще не было. Там предстояло разведать дорогу к Амблеву — возможно, к югу от Труа-Пон, где можно пройти незамеченными.

Закончив сообщение, Пейпер спросил, есть ли вопросы. Важный вопрос был только один: когда?

— Завтра между двумя и тремя часами утра, — ответил полковник.

Оставив офицерам утрясать детали предстоящего вывода относительно собственных подразделений — вернее, того, что от них осталось, — Пейпер снова вызвал на свой командный пункт Мак-Кауна.

— Нас требуют обратно, — сказал полковник пленному, стараясь не выдать голосом всю безнадежность собственного положения.

Майор Мак-Каун устало усмехнулся, понимая, что лично для него это может означать только долгие предстоящие месяцы в камере для военнопленных где-то в Германии. Вспомнив, что в ночном разговоре первого дня плена Пейпер обещал когда-нибудь прокатить его на «Королевском тигре», Мак-Каун горько усмехнулся: