Клод Дюфрен - Мария Каллас

Этот медовый месяц, мягко говоря, был довольно странным. Мы лишний раз убеждаемся в том, что для Марии карьера была превыше всего. Впрочем, она и сама этого не отрицала: «У меня не было личной жизни. Актриса должна принадлежать своему искусству…»

И это было правдой… до встречи с Онассисом. Однако всему свое время. А пока Мария, дрожа от нетерпения поскорее пережить новые музыкальные впечатления, в приподнятом настроении направлялась на пароходе в Южную Америку. Но молодая женщина не забывала и своего Титта, которого оставила на причале в порту Генуи. Она отправляла ему одно нежное послание за другим, на что впоследствии будет ссылаться Баттиста, уподобляясь нанимающемуся на работу служащему, предъявляющему рекомендательные письма. Мы можем процитировать отрывки из них:

«Мой Баттиста, почему ты отпустил меня? Надеюсь, ты больше не позволишь мне уехать так далеко и так надолго. Помни, любимый, что я по-настоящему живу только тогда, когда ты рядом со мной».

Или вот еще:

«Любовь моя, моя любовь, моя великая любовь! Похоже, что Бог решил покарать меня за любовь к тебе. Почему я должна находиться в разлуке с тобой в то время, как я не могу жить без тебя?..»

Столь нежные признания могут навести на мысль о том, что Мария испытывала к Баттисте самые пылкие чувства. Однако следует учитывать вообще склонность певицы к высокопарным высказываниям. В обычной жизни она продолжала вести себя так, словно находилась на сцене. В действительности же, как однажды признался мне Марио дель Монако, путешествовавший на том же пароходе вместе с Марией, она пребывала в отличном настроении, шутила с коллегами, с помощью Туллио Серафина усердно изучала партитуру «Травиаты». И вовсе не потому, что должна была петь в этой опере, а просто так, «для души»… Короче говоря, на протяжении всего путешествия она никому не портила настроения и не играла роль женщины, льющей слезы из-за разлуки с любимым мужем, даже несмотря на то, что погода отнюдь не была благоприятной, и Мария много дней страдала от морской болезни.

Впрочем, когда она спускалась с трапа в Буэнос-Айресе, у нее был весьма усталый вид. К тому же у нее вновь обострилось сердечно-сосудистое заболевание. И понятно, что, вынужденная петь в таком состоянии на первом представлении оперы «Турандот» в театре «Колон» 20 мая, она не набрала привычных ей очков. Критик в «Насьоне» — крупнейшем издании Буэнос-Айреса — отметил, что она преодолела огромные трудности, однако не затмила в этой роли своих знаменитых предшественниц. Он восхитился ее средним регистром голоса, но отметил «несколько форсированных высоких звуков» — упрек, который уже однажды высказывался в адрес Марии и будет высказываться еще не раз. Вместе с тем критик, без сомнения, был очарован ее артистическим мастерством, поскольку добавил в своей заметке: «Однако, бесспорно, она искупает все своим магнетическим присутствием».

17 июня, исполняя партию Нормы, Каллас уже объединила в восторженном порыве и зрителей, и критиков. Она выступила с блеском и как певица, и как драматическая актриса. В этот вечер ее репутация звезды мировой величины поднялась на новую высоту, а роль Нормы превратилась для нее в амулет, приносивший успех за успехом на протяжении многих лет.

2 июля она исполнила Аиду на сцене все того же театра «Колон», а 9-го спела на аргентинском телевидении и могла наконец вернуться в старую добрую Европу… к своему старому мужу.

Тем временем Баттиста обустроил просторную квартиру, выходившую окнами на «Арену», непосредственно над служебными кабинетами своего предприятия на улице Сан-Фермо в Вероне. Посетивший «молодоженов» Дзеффирелли не пришел в восторг от увиденного. Обилием «режущей глаз» позолоты, розовых портьер и ковров, обоев самых кричащих расцветок, мебели, представлявшей смешение всех стилей, без учета какой-либо гармонии, интерьер домашнего очага четы Менегини показался ему образцом вопиющей безвкусицы. Можно ли верить Баттисте, когда он надменно заявил, что не нес ответственности за внутреннее убранство апартаментов? Впоследствии он будет утверждать, что госпожа Менегини не захотела никому уступать возможности обустроить ее семейное гнездышко и собственноручно выбирала ткани, мебель и безделушки. Более того, годы спустя он все еще будет облизываться при воспоминании о тех вкуснейших блюдах, которые ему готовила его прославленная супруга. По его словам, у Каллас открылся талант искусной поварихи и она проводила на кухне больше времени, чем за пианино, хотя известно, что уже с 18 сентября она находилась в Перузе, чтобы петь ораторию, единственную в ее творческой карьере. Некоторое время спустя она записала ее на двух пластинках в 78 оборотов в Турине для итальянской фирмы «Сетра», Затем исполнением роли Абигаль в «Набукко» Верди она открыла оперный сезон в театре «Сан-Карло» в Неаполе. Так что, похоже, ее дорогому Титта, чтобы не умереть с голоду, приходилось питаться в ресторане. Кроме того, никто из опрошенных мною друзей Каллас не вспомнил, чтобы она проявляла какой-либо интерес к кулинарии. С той поры, когда вначале своей карьеры она еще могла приготовить себе яичницу, ее привычки сильно изменились. Очевидно, что в этой области, как и в некоторых других, Менегини принимал желаемое за действительное. Однако не следует делать из этого вывод, что их брак был неудачным. В первые годы совместной жизни Мария и Титта создавали впечатление дружной семейной пары, хотя порой и выставляли напоказ свою нежную дружбу. Однако мало-помалу эта гармония разрушалась; по мере того как Каллас приобретала известность звезды мирового значения, она все больше и больше задавала тон в семье, в то время как Менегини постепенно превращался в некого «семейного импресарио», проявлявшего твердость характера только перед директорами оперных театров, когда обсуждал с ними сумму контрактов своей знаменитой супруги, торгуясь со скупостью мелкого лавочника.

Имеется еще одно обстоятельство, вносившее разлад в отношения между супругами: певица зарабатывала все больше и больше денег, в то время как бывший промышленник все больше и больше их терял. В итоге Баттиста продал свое предприятие, чтобы полностью заняться делами жены. Несмотря на то, что все денежные расчеты находились в его руках, в какой-то степени он потерял свою финансовую независимость. На средства Каллас уже была построена вилла Сирмион на озере Гард, ее же деньгами оплачивались и многочисленные роскошные украшения Марии. Так, Баттиста постепенно превращался в «господина Каллас»; певица в качестве моральной поддержки супруга на протяжении десяти лет подписывала все контракты как Мария Менегини-Каллас.