Клод Дюфрен - Мария Каллас

Адлер пришел в ярость и под горячую руку расторг октябрьский контракт: «Эта женщина думает, что ей все позволено! Она не болеет, когда танцует на балу в Венеции! Она меня мало еще знает!»

Над Каллас сгущались грозовые тучи, но не в ее характере было опускать голову во время бури. Все эти досадные события очень огорчили Рудольфа Бинга, готовившегося к приезду Каллас в «Метрополитен-оперу» в начале следующего года. Впрочем, он и не скрывал своих опасений в письме, адресованном певице: «Ситуация, сложившаяся из-за аннулирования Вашего контракта в Сан-Франциско, чревата опасными последствиями для Вашей дальнейшей карьеры в Америке и, в частности, для Вашего сотрудничества с «Метрополитен-оперой». Я вряд ли удивлю Вас сообщением о том, что в Сан-Франциско делается все возможное, чтобы доказать, что вы виновны в расторжении контракта. Если им удастся сделать это, то они, по нашим сведениям, подадут жалобу в Американскую ассоциацию артистов. Если последняя отстранит вас на какое-то время, то вы не сможете выступать в «Метрополитен-опере». Мне нет нужды говорить Вам, насколько это было бы ужасно не только для наших проектов, но и для меня лично… Следует ли добавлять, что сплетни, распространяемые Максвелл о том, как вы пренебрегли контрактом в Эдинбурге, чтобы присутствовать на приеме в Венеции, подливают масла в огонь?»

Каллас сделала над собой усилие и, несмотря на то, что недолюбливала Бинга, решила оправдать свои действия. «Я действительно плохо себя чувствую, — писала она ему. — Если другим все сходит с рук, хотя они вовсе не больны, а меня, по-настоящему больную, приговаривают к позорному столбу, то я точно поверю, что мы живем в безумном мире».

Между тем Марии все равно пришлось отправиться в Америку. 5 ноября состоялось последнее слушание в суде по делу Багарози. И вот что удивительно: после нескольких лет долгих судебных тяжб, дождавшись последнего судебного разбирательства, супруги Менегини согласились пойти на уступки, что с их стороны было огромной жертвой. Впрочем, несчастный Багарози недолго пользовался отвоеванными на законном или не совсем законном основании долларами. Годом позже он ушел из жизни.

Через четыре дня после окончания процесса Мария Каллас прибыла в Даллас, чтобы выполнить обязательство перед переехавшим в Техас Лоренсом Келли, бывшим директором оперного театра в Чикаго. Выступление с концертной программой прошло с большим успехом. Несколько недель отдыха, вырванных с боем у судьбы, вернули певице душевное равновесие. Никогда раньше ее голос не звучал с такой уверенной силой, никогда раньше она не была столь прекрасна, когда выходила на сцену. Настоящая греческая античная статуя, вышедшая из глубины веков, чтобы ослепить своей красотой современный мир. Восхищенная публика вызывала ее на поклон в течение долгих минут. На следующий день в одной газете на первой странице было напечатано крупным шрифтом: «Даллас для Каллас». И хотя это был благотворительный концерт, из 17 тысяч долларов, которые Менегини собрал, он не забыл вычесть приличную сумму…

Мария уже свыклась с постоянным шумом вокруг своей персоны. И если она была неблагосклонна к прессе, досаждавшей ей своими постоянными нападками, то не могла не испытывать гордость от того, что стала «самой знаменитой в мире женщиной». Как-то во время одного обеда она во всеуслышание заявила: «Я знаю, чего от меня ждут. Мне надо держать марку, и я буду держать ее, чего бы мне это ни стоило».

Ребяческое тщеславие? Возможно, и его легко объяснить тем, что в глубине души она оставалась простодушным ребенком. Более того, ей так и не удалось до конца освободиться от юношеских комплексов. Мария не сумела справиться с обрушившейся на нее славой. Проще говоря, «она все делала не так». Позднее, когда она утолит желание брать все от жизни, когда оценит в полной мере всю суетность этого мира, она будет более беспристрастной в своих суждениях.

Однако это произойдет еще не скоро. А пока приближалось 7 декабря 1958 года, когда Мария должна была открывать сезон в «Ла Скала» оперой Верди «Бал-маскарад», что предоставило Маргарите Вальманн случай осуществить ее новую постановку, чтобы она соответствовала уровню столь престижной исполнительницы. Это обстоятельство не стало помехой тому, чтобы репетиции, как и все пять представлений произведения Верди, прошли в неблагоприятной для Марии атмосфере. Сначала Гирингелли, так и не «переваривший» эдинбургское дело, в упор не видел певицу, когда сталкивался с ней за кулисами. Затем она в который раз поссорилась со своим партнером ди Стефано. Во время исполнения любовного дуэта певцы обменивались злыми взглядами, что вовсе не соответствовало их нежным словам. За несколько дней до премьеры ди Стефано опоздал на репетицию. Совсем немного. Увидев, что его нет, Каллас встала с места и зычным голосом произнесла, как бы ни к кому не обращаясь: «Сообщите мне, если господин ди Стефано соблаговолит заглянуть в «Ла Скала»». — И вышла с видом оскорбленной греческой богини, повздорившей с Юпитером!

Несмотря на досадные мелочи, на всех пяти представлениях Мария выступила во всем блеске своего таланта. Ее голос поражал глубиной своей тональности, передавал все оттенки самых острых переживаний героини. Почему певица никогда больше не исполняла этот шедевр Верди? Это одна из загадок, которые иногда задавала Каллас, и сама не зная ответа.

Дирижер оркестра Гавадзени был в полном восторге и не скрывал этого: «Каллас родилась с шестым чувством, которое позволяет ей менять стиль исполнения в зависимости от того или другого композитора. В «Бале-маскараде» она как бы светится изнутри. Она всегда разная и при этом всегда остается сама собой».

У Марии не было времени почивать на лаврах. Она тут же отправилась в Рим, где 2 января 1958 года лишний раз доказала, что основным произведением в ее карьере являлась «Норма». Представление состоялось при исключительных обстоятельствах. И не только потому, что все места в театре были проданы еще за несколько недель. Этот гала-спектакль почтил своим присутствием сам президент Итальянской республики Джованни Грончи.

Уже во время репетиций Марии пришлось поволноваться из-за своих голосовых связок. 29 декабря она почувствовала сильную боль в горле. Руководство театра запаниковало. Карло Латини, администратор театра, помчался в отель «Квиринал», где остановились супруги Менегини. Каллас приняла его, лежа в постели, и говорила с ним жестами, чтобы не утомлять горло. Карло Латини был настроен самым решительным образом: об отмене спектакля не могло идти и речи. Прежде всего ей не была предусмотрена замена, а главное — предполагаемое присутствие президента Итальянской республики.