Даниил Журавлев - Огненный щит Москвы

[82]

адъютант в случае необходимости мог меня быстро вызвать.

Ровно в 18.30 председатель Моссовета В. П. Пронин открыл торжественное заседание и предоставил слово И. В. Сталину. С большим вниманием присутствовавшие выслушали его доклад, сделанный по поручению партии и правительства. Не только мы, участники торжественного заседания, — весь мир ждал официальной оценки военного и политического положения страны, перспектив развития боевых действий. И мы услышали то, что так жаждали услышать: слова, выражающие уверенность в благополучном исходе гигантского сражения под Москвой, оптимистическую оценку перспектив дальнейшего развития событий на советско-германском фронте.

Содержание доклада, спокойный, деловой тон Сталина произвели на всех огромное впечатление.

Я с большой радостью воспринял слова доклада: «...Наша авиация по качеству превосходит немецкую авиацию, а наши славные летчики покрыли себя славой бесстрашных бойцов». Эта высокая похвала, безусловно, относилась и к защитникам неба столицы.

Мне не довелось быть на Красной площади во время исторического парада. Нужно было принять все меры к тому, чтобы в случае налета своевременно сообщить о нем и не допустить фашистские бомбардировщики к Москве. На этот счет я получил личные указания от Верховного Главнокомандующего. На командном пункте был установлен телефонный аппарат прямой связи с трибуной Мавзолея, на которой во время парада находились руководители партии и правительства.

В этот день все обошлось благополучно, хотя понервничать все же пришлось. Дело в том, что во время парада мы получили донесения от постов ВНОС о двух самолетах, шедших к Москве. Один из них — это был У-2 — летел из штаба Калининского фронта с донесением. Предупредительным выстрелом его заставили сесть. Он приземлился рядом с огневой позицией зенитчиков. Второй самолет направлялся в Москву из Куйбышева. Пришлось позвонить командующему ВВС генералу П. Ф. Жигареву и попросить его отдать распоряжение о посадке этой машины. «В противном случае, — сказал я, — придется ее обстрелять».

[83]

Мы знали, что оба самолета наши. И все же нельзя было рисковать, допуская их к Москве. Кто мог гарантировать, что по ним не откроют стрельбу зенитчики, следуя строгому предписанию на сей счет. А это могло вызвать неприятные последствия, омрачить праздник.

Немецкая авиация после поражения, которое она потерпела 6 ноября, видимо, уже не имела сил для повторения налета. Однако позже, узнав о проведенном на Красной площади параде, главари люфтваффе, очевидно, сокрушались, что не попытались сорвать его.

После октябрьских праздников нашим войскам еще пришлось вести тяжелые оборонительные бои. Противнику удалось добиться в этот период некоторых успехов и потеснить нашу оборону.

В те дни, предшествовавшие советскому контрнаступлению под Москвой, по указанию Ставки мы сформировали две противотанковые группы, предназначенные для поддержки войск Западного и Калининского фронтов. Конечно, это ослабляло противовоздушную оборону столицы, но Ставка шла на такую крайнюю меру, не имея в то время возможности усилить каким-либо другим путем огневые средства войск, оборонявших подступы к Москве. Кроме того, привлечение зенитчиков к противотанковой обороне одновременно обеспечивало и противовоздушную оборону войск, что имело очень большое значение.

В состав обеих групп 1-й корпус ПВО выделил 84 орудия среднего калибра и 48 зенитных пулеметов. Одну из групп, получившую 64 орудия и 43 пулемета, возглавил опытный офицер управления корпуса полковник Д. Ф. Гаркуша, который в первые месяцы войны был начальником штаба 3-й дивизии ПВО, оборонявшей Киев.

Дивизионы зенитных артиллерийских орудий и батальон зенитных пулеметов этой группы получили задачу поддерживать войска 7-й гвардейской и 18-й стрелковых дивизий Западного фронта, которые действовали в составе 16-й армии на солнечногорско-истринском направлении. Здесь враг ожесточенно рвался к Ленинградскому шоссе. Наши зенитчики приняли самое активное участие в оборонительных боях на этом участке фронта. В течение трех дней расчеты зенитных орудий и пулеметных установок отбивали атаки противника, нанося ему серьезный урон.

[84]

Трудность для наших воинов заключалась в том, что им приходилось отражать атаки танков и пехоты неприятеля нередко без пехотного прикрытия. Командование 16-й армии не имело возможности выделить для них ни одного стрелкового подразделения, так как при организации обороны вынуждено было учитывать чуть ли не каждый взвод. Резервов не было.

Особенно сложная обстановка создалась 24 ноября. Вражеским автоматчикам удалось просочиться к огневым позициям наших батарей. Фашисты вели огонь по окопам зенитчиков, а те не имели возможности ликвидировать эту угрозу. Однако и в таких условиях зенитчики, действуя смело и решительно, наносили сокрушительные удары по скоплениям неприятельских войск. Так, воины 18-й батареи 864-го зенитного артиллерийского полка, входившей в состав группы полковника Д. Ф. Гаркуши, сорвали атаку целого полка гитлеровцев. При этом враг оставил на поле боя до роты убитыми. Командовал этой батареей политрук М. П. Кошкин.

Мужественно действовал и личный состав батареи, которую возглавляли воентехник 2 ранга И. В. Жаворонков и младший политрук А. С. Сажнев. Зенитчикам было поручено поддерживать огнем оборону 159-го стрелкового полка 7-й гвардейской стрелковой дивизии. Умело оборудовав огневые позиции, расчеты вели интенсивный огонь по пехоте и танкам противника. Они успешно отразили и атаку фашистской авиации на боевые порядки наших войск.

В ноябре 1941 года под Москвой мне довелось встретиться со своим бывшим заместителем в Рязанском артиллерийском училище полковником Барием Абдуловичем Юсуповым. По делам, связанным с расстановкой зенитных орудий на противотанковых позициях, я прибыл в прифронтовой район. Вскоре на шоссе, недалеко от того места, где мы стояли, появилась колонна машин. Оказалось, что командиром подразделения установок М-13 был Б. А. Юсупов. Мы обрадовались встрече, наскоро обменялись новостями.

— Послушайте, какой «концерт» мы сейчас дадим для фрицев, — весело сказал Юсупов и стал отдавать распоряжения командирам установок.

И в самом деле, «концерт» получился впечатляющий.

[85]

Вскоре после нашей встречи Барий Абдулович был тяжело ранен и доставлен в один из московских госпиталей. Я навестил его там. Юсупов находился в забытьи, бредил.

Врачам удалось спасти жизнь отважному артиллеристу, но вернуть ему зрение они не смогли.

Барий Абдулович Юсупов вошел в историю Великой Отечественной войны как один из первых командиров, овладевших новым грозным оружием — реактивными минометами и командовавших ими в боевой обстановке.