Даниил Журавлев - Огненный щит Москвы

Проиграв Московской противовоздушной обороне это сражение в воздухе, командование германских ВВС было вынуждено отказаться от тактики давления. Пришлось прибегнуть к методу «беспокоящих» налетов. Прекратить все попытки прорваться к Москве противник не мог: это выглядело бы как признание своего поражения и освобождало бы нас от необходимости держать на обороне Москвы большие силы и средства. Эти соображения командования немецких ВВС в основном определили действия вражеской авиации в нашей зоне после 1 января 1942 года.

[201]

В первые дни 1942 года противник предпринял четыре попытки прорваться к Москве. Но это были, прямо скажем, символические налеты. В общей сложности в них участвовало 13 самолетов. У гитлеровцев уже не было сил для решения этой задачи, так как их наземные войска, вынужденные отступать под ударами наших частей, постоянно требовали от авиаторов все возрастающей поддержки.

Последний из серии микроналетов на Москву был совершен 6 января. А потом последовал двухмесячный перерыв. Войска ПВО столицы получили длительную передышку. Но главное — могли спокойно трудиться москвичи.

В марте гитлеровцы возобновили попытки прорваться к городу. Они предприняли шесть ночных налетов. Правда, по числу участвовавших в них самолетов (105 бомбардировщиков) эти атаки вражеской авиации не шли ни в какое сравнение с теми, которые нам пришлось отражать летом и осенью 1941 года.

Потерпев фиаско в массированных налетах, немецкие летчики стали прибегать к различным хитроумным уловкам, чтобы обмануть бдительность защитников московского неба. К сожалению, иногда им удавалось добиваться некоторых успехов. Так, например, в ночь на 31 марта восемь одиночных бомбардировщиков противника, пристроившись к нашим самолетам, возвращавшимся с боевых заданий на подмосковные аэродромы, дошли до границ города, а потом пытались внезапно прорваться в его воздушное пространство. Однако их обнаружили и отогнали огнем зенитной артиллерии. Но все же одному из вражеских бомбардировщиков удалось проникнуть в пределы московского неба. Конечно, никакого существенного ущерба городу он не смог нанести, но факт оставался фактом.

Недостаток сил и боязнь вступать в прямое единоборство с противовоздушной обороной Москвы диктовали противнику и другой тактический прием, к которому он особенно охотно прибегал весной 1942 года. Это изматывание сил ПВО.

Одиночные вражеские самолеты или мелкие группы бомбардировщиков на большой высоте подходили к зоне огня зенитной артиллерии и старались как можно дольше держать в напряжении зенитчиков, прожектористов и истребителей. Затем они уходили, а на смену им приле-

[202]

тали новые самолеты. Вначале эта тактика приносила противнику успех: мы нервничали, расходовали понапрасну большое количество боеприпасов. Но вскоре все стали спокойнее относиться к маневрам врага, не теряя, однако, бдительности.

Неприятельские бомбардировщики прибегали и к такой тактической уловке. Два эшелона самолетов летели на различных высотах. Та группа, что шла ниже, имитировала намерение прорваться к городу сквозь стену заградительного огня, а в это время бомбардировщики верхнего яруса, пользуясь тем, что шум их моторов не был слышен, пытались миновать огневой заслон.

Несколько раз мы фиксировали и такой прием: самолеты противника на большой высоте проходили линию фронта и, приблизившись к зоне огня зенитной артиллерии, выключали моторы. Они планировали на город и внезапно сбрасывали бомбы, а потом пытались на форсированном режиме снова набрать высоту и выйти из зоны огня.

Но все эти ухищрения, хотя и позволяли гитлеровцам добиваться отдельных, частных успехов, все же не дали им возможности существенно повлиять на ход боевых действий под Москвой, добиться решения своих задач.

Нужно сказать, что в целом вражеская авиация действовала шаблонно. И в этом одна из причин того, что она не сумела использовать всех преимуществ, которые немецкие летчики получили, базируясь на прифронтовых аэродромах, в непосредственной близости от Москвы. Думается, что в этом сказались не только отсутствие инициативы у командиров эскадрилий, но и серьезные просчеты высшего немецко-фашистского командования в планировании воздушных операций.

Мы всегда достаточно точно могли предугадать, как будут развиваться боевые действия вражеской авиации при том или ином налете. Уж если, например, противник избрал объектом атаки Москву, то можно было не сомневаться, что все самолеты в ходе этой операции пойдут почти одним и тем же маршрутом к заранее избранному пункту. Ни перенацеливания групп бомбардировщиков на другие объекты в ходе боя, ни сложных маневров, ни отвлекающих ударов обычно не было.

Только в марте 1942 года мы зафиксировали некоторое подобие рассредоточенного удара. Три ночи подряд в кон-

[203]

це месяца вражеские бомбардировщики одновременно пытались нанести удары по двум аэродромам нашей истребительной авиации. Несмотря на то что в налете участвовало значительное число бомбардировщиков, успеха они не имели. Бдительность, стойкость и мастерство зенитчиков, летчиков, воинов других родов войск противовоздушной обороны сорвали все попытки неприятеля обрушить бомбовый груз на наши объекты.

Казалось бы, уже после первого неудавшегося налета руководители 2-го воздушного флота должны были пересмотреть свои планы. Но и во вторую ночь и в третью противник повторял первый вариант, хотя было ясно, что внезапности достигнуть уже не удастся.

Всего за первое полугодие 1942 года немецко-фашистская авиация предприняла 11 попыток прорваться к Москве. Все налеты были ночными, и участвовало в них в общей сложности 118 самолетов. Тринадцати из них удалось проникнуть в воздушное пространство города и сбросить 48 фугасных бомб. Это были последние удары врага по нашей столице в годы войны.

Второй воздушный флот немцев потерпел под Москвой поражение в единоборстве с фронтовой авиацией и средствами противовоздушной обороны столицы. Однако это вовсе не означало, что наш противник был слабым. Да, мы знали слабые стороны врага, но убедились и в его силе, коварстве и жестокости. В ряде случаев немецким летчикам удавалось не только проникать в воздушное пространство города, но и наносить весьма чувствительные удары.

Так, в частности, было в октябре 1941 года, когда я находился в Куйбышеве, организуя там противовоздушную оборону. В один из серых, пасмурных дней посты ВНОС донесли о появлении в зоне огня зенитной артиллерии одиночного вражеского бомбардировщика, который шел курсом на Москву. Казалось бы, раздумывать нечего — надо предотвратить его прорыв к городу. Но на командном пункте решили, что это разведчик, и не открыли стрельбу. В результате самолет прорвался к центру столицы и сбросил бомбы. Одна из них, крупного калибра, угодила в здание Московского комитета ВКП(б) на Старой площади и разрушила часть дома. Среди работников аппарата МК имелись жертвы, к счастью немногочисленные. Как выяснилось позже, у экипажа вражеского