Зиновий Гердт - Рыцарь совести

— Нахал! Здесь дамы. Что за бестактность!

Перепалка эта произошла на съемках телеспектакля «Фауст», в котором Зиновий Ефимович исполнял роль Мефистофеля. А лез почтенный артист на самый верх декораций, чтобы там, сидючи, как на насесте, на самом верху деревянной стенки, сколоченной из планок, спеть, обращаясь к находящейся внизу толпе, заключительный куплет из гётевской баллады «Крысолов»:

Был трудный день, и в первую очередь для Гердта.

Фонограмму музыки наш композитор принес только утром. А с четырех дня начиналась съемка этого эпизода. Гердту предстояло выучить красивую, но чрезвычайно непростую мелодию и тут же записать под фонограмму чистовой вариант. Все это мне, режиссеру спектакля, представлялось абсолютно нереальным. Однако Гердт выучил, осмыслил и спел несколько раз, чтобы у нас была возможность выбрать нужный вариант. А затем в тот же день произошел описанный выше эпизод, когда Зиновий Ефимович в буквальном смысле полез на стенку. «Что за человек! — думал я. — Откуда у него силы, энергия? Какое виртуозное мастерство!»

Строчки стихов Бориса Пастернака, которого Гердт так любит и часто читает с эстрады на своих сольных концертах, «цель творчества — самоотдача…» — для артиста не красивая фраза, а выстраданный смысл жизни.

Как Зиновий Ефимович Гердт за 29 съемочных дней сумел сыграть, спеть главную роль — Мефистофеля, роль в стихах, в двухсерийном телеспектакле, длиной в два с лишним часа экранного времени? Он был готов к решению этой задачи всей предыдущей жизнью. Мы снимали эпизод «Кухня Ведьмы» из «Фауста», задыхаясь от пиротехнического дыма. Мы вообще задыхались от этого дыма все 29 съемочных дней в маленькой студии на Шаболовке. Дым был нам необходим как воздух, не меньше чем воздух. Дело в том, что бедность оформления (учебная программа не предусматривает постановочных средств!) нужно было чем-то закамуфлировать. И тогда приходила на помощь вся наша коллективная фантазия — художника, оператора, и первыми помощниками были пиротехник и его дым.

Мефистофелю — Гердту пришлось сниматься с животными — две обезьяны и петух. К середине смены обезьяны сникли, а петух не выдержал удушья и упал в обморок. По счастью, у петуха был «дублер» — другой петух. Гердта дублер не страховал, Зиновий Гердт у нас один. Я подошел к нему: «Зяма! Смотри, а ты живой!»

Зиновия Ефимовича пригласили на российское телевидение прочитать одно из рождественских стихотворений Бориса Пастернака. Тогда-то он и поделился своей мечтой — почитать стихи со сцены, с экрана. У руководства канала подобная идея энтузиазма не вызвала, и съемочной группе пришлось действовать на свой страх и риск. «Нас поддержал тогда лишь Анатолий Лысенко, — вспоминает автор передач Ирина Кленская, — хотя сам он к тому моменту на РТР уже не работал — перешел на ТВ-Центр». И они снимали. Приезжали к тяжело больному Гердту и снимали. Боялись опоздать, не успеть.

Не успели. Да и нельзя было успеть. Всегда что-нибудь остается недосказанным, несделанным. Гердт читал стихи, и каждый из них становился новеллой о его собственной жизни. Он не хотел читать любовную лирику, говорил, что его это сейчас мало интересует. Ему было интересно состояние человеческой души.

Гердт был еще жив, когда кассеты с передачами легли на стол тогдашнего художественного руководителя телеканала РТР Игоря Угольникова. Он их в эфир не выпустил. Ирина пробовала объяснить важность снятого, необходимость показать это сию минуту, но натыкалась лишь на стену молчаливого отчуждения. Сейчас она не знает, было ли тогда ошибкой то, что она перестала таранить стену. В душе осталось лишь ужасное чувство чего-то навсегда упущенного. «Я не обижаюсь, люди такие, какие они есть. Главное — не разозлиться. Как только ты разозлишься — ты исчезнешь, ты потеряешь себя».

Преступление, что таким большим артистам не дают высказаться. Полагают, что это для немногих, для меньшинства. Но когда нормально говорят о любви, о жизни, об отношениях человеческих — это понятно каждому. Неправильно, когда говорят: культура для немногих. Я считаю, некультура должна быть для немногих. Есть передачи, которые всегда будет смотреть меньшинство. Пусть их ставят ночью, но пусть им дадут возможность существовать.

Гердт не помнил своих врагов и не пожимал руки подлецам.

З.Г.

З.Г.

Зиновию Гердту

З.Г.

Я часто думаю, откуда в нем эта тонкость, элегантность, умение получать удовольствие от жизни? Наверное, эти качества свойственны преимущественно людям, немало пережившим, многим переболевшим душевно и физически. Для Зиновия Ефимовича это прежде всего война, ранение, два года почти полной неподвижности. Он жаден до людей, но «коллекционировать» их предпочитает не по рангу, а исключительно по душевным качествам. Для него важен не род занятий человека, а то, какой он «пробы». Но были случаи, когда Зиновий Ефимович обманывался, тут же мысленно для себя этого человека зачеркивая. Хотя об этом Гердт предпочитает умалчивать. И можно предположить, что изысканный, самого высокого класса юмор был необходимым средством самозащиты.