Павел Полян - Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне: Воспоминания и документы

Через несколько минут она вернулась… с двумя автоматчиками. Немцы отвели нас в ближайший сборный лагерь военнопленных и гражданских лиц. Это был огороженный колючей проволокой участок земли, куда конвоировали всех, кого задержали армейские части. Здесь не давали никакой пищи, не оказывали никакой помощи раненым. Немцы составляли команды отдельно из командиров, отдельно из солдат и младших командиров и отдельно из гражданских лиц и, под конвоем, отправляли в пересыльные лагеря.

Через сутки и нас в команде командиров отправили в пересыльный лагерь в поселке Мешково. Этот лагерь также представлял огороженный колючей проволокой участок земли, на котором вповалку сидели и лежали военнопленные. За двое суток один раз нам выдали сырую брюкву. Военнопленные медицинские работники пытались оказывать раненым помощь, используя для перевязки имевшиеся у самих раненых средства — бинты, белье, которое рвали на бинты. Никаких перевязочных средств немцы не давали.

Из этого лагеря нашу команду командиров отправили в Кантемировку. Переход пешком в этот лагерь был очень тяжелым. Шли, еле переставляя ноги под палящим солнцем, мучила жажда. Охрана подгоняла прикладами. Упавших оставляли на дороге, а охранники, шедшие в конце колонны, пристреливали упавших и отстающих. За время пути колонна значительно поредела. Пожилые, раненые и совсем ослабевшие так и остались лежать вдоль дороги.

В Кантемировке находился большой пересыльный лагерь, в котором охранную и административную службу несло не армейское подразделение, а специальное подразделение СД. Лагерь был обнесен двумя рядами колючей проволоки и частично каменной стеной. Он был расположен, видимо, на бывшем ранее колхозном хозяйственном дворе с постройками и прилегающим колхозным полем. Огромное количество военнопленных лежали и сидели на земле, огороженные лишь забором из колючей проволоки.

Потом были еще подобные пересыльные лагеря — в Волчанске, в Кременчуге, во Владимир-Волынске. Но моя судьба могла решиться еще здесь, в Кантемировке. Нас, новоприбывших, сразу же построили в две шеренги и оставили молча стоять под палящим солнцем в ожидании лагерного начальства под надзором полицейских и переводчика (видимо, из бывших военнопленных 1941 г., перешедших служить к немцам). Стояли мы очень долго. За это время несколько человек упали, потеряв сознание от жары, жажды, ран и слабости. Их отнесли в сторону и уложили на землю под палящим солнцем. Появилось лагерное начальство — офицер, фельдфебель и два солдата-автоматчика. Последовала команда: «Комиссары, евреи, выйти из строя!» Несколько человек вышло. Команду повторили, но никто больше из строя не выходил. Я стоял, оцепенев, не понимая реальности происходящего. Сергей шепнул мне: «Стой». Офицер и сопровождающий его фельдфебель медленно шли вдоль строя, останавливаясь, внимательно вглядываясь в глаза и лица стоящих в строю. Офицер поднимал хлыст, упирал в грудь очередного военнопленного и говорил: «Ты». Это значило: выйти из строя.

Не забыть тех секунд, когда офицер остановился напротив меня, посмотрел в глаза и пошел дальше. Смерть моя прошла мимо. Через несколько шагов он ткнул в кого-то хлыстом. Таким образом он извлек из строя человек 15–20, руководствуясь единственно своей властью и интуицией. Их построили перед строем в шеренгу и приказали поднять лежащих на земле и идти к воротам. Там всех загрузили в грузовик, который, в сопровождении охраны, выехал за ворота. Через несколько минут мы, оставшиеся в строю, услышали раздавшиеся за каменным забором автоматные очереди. Всех, кто был в грузовике, расстреляли.

Процедуру выявления евреев и комиссаров подобным образом я прошел и в Волчанске и в Кременчуге. И при каждой проверке из строя извлекали какое-то количество пленных евреев и политработников, — их уводили и расстреливали. К счастью, немцы ни разу не заставляли раздеваться, — видимо, это усложнило бы дело, так как при раздевании можно было бы опознать только евреев: а как быть с комиссарами? Они использовали более простой способ — ткнул в грудь стеком подозреваемого и собрал без хлопот группу для уничтожения.

В Кантемировском лагере я пробыл дней десять. Здесь я впервые прошел регистрацию, назвавшись Михаилом Васильевым. Это имя и фамилию мы придумали с Сергеем, оказавшись в первом сборном лагере. После первой проверки страх разоблачения не проходил. Я все время рисковал встретить кого-нибудь, знавшего или меня, или мою настоящую фамилию. Этот страх сопровождал меня и во всех последующих лагерях.

В Кантемировке неожиданно разошлись наши пути с Сергеем. В лагерь ежедневно прибывали новые команды военнопленных и также ежедневно формировались и отправлялись команды в другие лагеря. Сергея включили в одну из таких команд и отправили по этапу. Я так и не смог узнать о его дальнейшей судьбе.

В лагере было много истощенных и до крайности слабых людей. Пищу давали один раз в день. Это была баланда из брюквы и гнилой картошки. За малейшие провинности полицаи и охрана избивали до потери сознания. От голода, ран и побоев люди умирали ежедневно и чуть ли не ежечасно.

Лагеря в Волчанске и Кременчуге ничем не отличались от Кантемировки по части содержания военнопленных. То же проволочное заграждение, те же охранники и полицаи, изобретавшие различные издевательства, те же постоянные побои, тот же голод, те же болезни без медицинской помощи, та же «селекция» и расстрелы евреев и комиссаров при поступлении в лагерь.

А вот во Владимир-Волынске были некоторые отличия от предыдущих лагерей. Здесь действовала охрана и администрация спецподразделения СС. Старший командный состав: пленных генералов, полковников отделяли от остальных командиров и содержали в отдельном бараке. Насколько я помню, в этом лагере содержался в основном командный состав. Во всяком случае, я находился в бараке, где содержались одни командиры. В лагере была небольшая санчасть, где врачи и санитары из военнопленных оказывали некоторую медицинскую помощь нуждающимся. Когда в лагере появились тифозные больные, немцы возложили на врачей все заботы и в санчасть сами уже не заглядывали. Санитары вывозили умерших за ограду, где их ежедневно хоронили под надзором немцев.

В 20-х числах сентября 1942 г. всех военнопленных моего барака отправили в Германию. Мы прибыли в центральный лагерь в г. Фалингбостель. Здесь проводилась полная регистрация: заполнение анкеты со многими вопросами о жизни, образовании и т. д., допросы с целью выявления лиц, обладавших знаниями служебных и военных сведений, интересующих немцев. Меня допросили и поняли, что сведений такого рода вчерашний школьник не имеет.