Анна Ларина-Бухарина - Незабываемое

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 142–143.

Гнедин Евгений Александрович (1898–1983) — дипломат, публицист. В 1922–1931 гг. работал в Наркомате иностранных дел, сначала занимал пост заведующего торгово-политическим отделом, потом был референтом по Германии, зам. заведующего иностранным отделом «Известий ЦИК». В 1935–1937 гт. — заведующий отделом печати НКИД СССР. В 1937–1939 гг. — первый секретарь посольства СССР в Берлине. В мае 1939 г. арестован, осужден на 10 лет лагерей, затем последовала ссылка в Казахстан. В 1955 г. реабилитирован, вернулся в Москву. Занимался научной и литературной работой, получили известность ряд его работ, опубликованных в журнале «Новый мир» при А. Т. Твардовском.

Представляет интерес, как Сталин характеризовал «убийц», Зиновьева и Каменева, в то время, когда они были его союзниками в борьбе против Троцкого. В своей речи на пленуме коммунистической фракции ВЦСПС 19 ноября 1924 г. Сталин напомнил, что 10 (23) октября 1917 г. на заседании, решившем вопрос о восстании, было избрано Политическое бюро по руководству восстанием в составе Ленина, Зиновьева, Сталина, Каменева, Троцкого, Сокольникова и Бубнова. «Из протоколов, — заявил Сталин, — ясно, что противники немедленного восстания Каменев и Зиновьев вошли в орган политического руководства восстанием наравне со сторонниками восстания… Троцкий уверяет, что в лице Каменева и Зиновьева мы имели в Октябре правое крыло нашей партии, почти что социал-демократов. Непонятно только: как могло случиться, что партия обошлась в таком случае без раскола; как могло случиться, что разногласия с Каменевым и Зиновьевым продолжались всего несколько дней; как могло случиться, что эти товарищи, несмотря на разногласия, ставились партией на важнейшие посты, выбирались в политический центр восстания и пр.?» (Сталин И. Соч. Т. 6. С. 326–327). Могу добавить: еще более удивительным кажется — как могло случиться, что из семи человек, входящих в Политическое бюро по руководству восстанием, пять оказались «убийцами»?

Трагически сложилась и судьба семьи М. П. Томского. Его два старших сына были арестованы и расстреляны. Младший, еще подросток, арестован, как и жена Томского — Мария Ивановна Ефремова, старая революционерка-большевичка. После окончания срока заключения она вместе с сыном была отправлена в ссылку в Сибирь. После XX съезда вдова Томского написала бывшему Председателю ЦИКа Украины Григорию Ивановичу Петровскому, с которым когда-то отбывала царскую ссылку в Якутии, и попросила совета, стоит ли ей приехать в Москву, чтобы хлопотать о реабилитации и восстановлении в партии. Г. И. Петровский ответил: «К нам, старикам, теперь отношение изменилось — приезжайте».

Вскоре вдова Томского приехала в Москву и обратилась в Комитет партийного контроля при ЦК КПСС. Там она была тепло принята, ей обещали восстановление в партии, квартиру в Москве, а также предоставили путевку в санаторий, куда посоветовали отправиться тотчас же, а затем оформить восстановление в партии. Вернувшись, она пошла в КПК, чтобы оформить уже решенный вопрос. Однако ей было заявлено, что В. М. Молотов воспрепятствовал восстановлению ее в партии, и приказано возвратиться в ссылку.

Кто-то из доброжелателей сообщил о случившемся Н. С. Хрущеву, и через несколько дней по его указанию М. И. Ефремовой была послана телеграмма о том, что первоначальное решение остается в силе и что она может вернуться в Москву. Телеграмма эта вдову Томского в живых не застала: сердце не вынесло последнего удара. В Москву возвратился лишь сын Томского — Юрий, который и рассказал мне эту драматическую историю.

Как-то в период размолвки между Сталиным и Бухариным Н. И. встретил в Кремле няню Светланы, та, не понимая изменившихся взаимоотношений, спросила Н. И., почему он перестал бывать у них, и сказала, что Светланочка скучает и ждет его. «Плохо приглашаете», — ответил Н. И. няне.

По рассказам Н.И, грубость и низкая культура Сталина давали себя знать и в семье. В присутствии Н. И. курящий трубку Сталин пускал дым в лицо маленькому сыну Васе и смеялся, когда ребенок плакал, задыхался и кашлял от табачного дыма. Однажды над детской кроваткой Васи Н. И. увидел плакат: «Если ты окажешься трусом, я тебя уничтожу!»

Н. И. был свидетелем тяжелейшего эпизода, связанного со старшим сыном Сталина от первого брака Яшей, которого отец без всякого на то основания невзлюбил. Позвонили на квартиру Сталину и сообщили, что Яша находится в больнице Склифосовского из-за ранения, полученного при попытке покончить жизнь самоубийством. Надежда Сергеевна сказала об этом Сталину и предложила тотчас же поехать в больницу, но он ответил: «Ехать не собираюсь. Жить или кончать с собой — личное дело Яши!» «Отец народов» не поехал к родному сыну в больницу, хотя именно его отношение к Яше послужило причиной попытки самоубийства. Надежда Сергеевна, любившая своего пасынка, помчалась в больницу одна.

Жена заместителя Ягоды Софья Евсеевна Прокофьева, с которой я одновременно была в Томском лагере, а затем в ссылке и имела возможность многое от нее узнать, рассказала мне, со слов своего мужа, что, когда Сокольникову после ареста предъявили ужасающие обвинения, он сдался без боя, заявив при этом: «Коль скоро вы требуете от меня неслыханных признаний, я согласен их подтвердить. Чем большее число людей будет вовлечено в инсценированный вами спектакль, тем скорее опомнятся в ЦК и тем скорее вы сядете на мое место». Полагаю, что сведения эти вполне достоверны.

Позже, во второй половине января 1937 г., когда снята была подпись Бухарина как ответственного редактора «Известий» и когда по ходу процесса Радека — Пятакова и других стало ясно, что дела Н. И. плохи, Борис Леонидович вновь прислал Н. И. коротенькое письмо, как ни странно — незадержанное. Он написал: «Никакие силы не заставят меня поверить в ваше предательство». Он также выражал недоумение по поводу происходящих в стране событий. Получив такое письмо, Н. И. был потрясен мужеством Б. Л. Пастернака, но чрезвычайно озабочен его дальнейшей судьбой.

Бывший левый эсер Блюмкин, убивший германского посла Мирбаха, один из организаторов левоэсеровского мятежа, перешел на сторону большевиков, работал в ЧК — ГПУ. Был поклонником Троцкого. Будучи в командировке за границей, имел свидание с ним в 1929 г., после чего был расстрелян.

Муж Анны Сергеевны, Станислав Реденс, в начале 30-х годов занимал пост начальника Московской ЧК. Как я слышала, пытался обуздать давление Сталина на НКВД, пользуясь своими родственными связями с ним. С приходом Берии был переведен на работу в Казахстан, затем арестован. Позже репрессирована и Анна Сергеевна. По рассказам очевидцев, она вернулась из ссылки полубезумной.