Юрий Шахбазян - Амбарцумян

На разрушительной критике множества теорий права, нравственности и государства, теорий общества и общественной жизни Петражицкий основывал новую психологическую теорию этих явлений. Критика профессора не замыкалась в рамках только общественных наук — она разрушала также основные понятия психологии, логики, философии и других дисциплин. И тот, кто в своей голове имел строгий контроль мысли, мог бы живо почувствовать в себе процесс ломки одних и рождения других взглядов на жизнь и её философию. Когда профессор Петражицкий только что начал свою лекцию, индекс моей симпатии к нему немногим отличался от нуля, но по мере развёртывания мыслей эта симпатия увеличивалась, а к концу лекции она достигла апогея, и я почувствовал блеснувшую в сознании мысль: "Это настоящий гений!" Профессор покинул аудиторию под долго не смолкавшие аплодисменты. В дальнейшем, до конца семестра, я регулярно, без пропуска слушал лекции этого замечательного человека, о котором придётся говорить ещё немало».

Профессор Лев Иосифович Петражицкий для Амазаспа Асатуровича был кумиром. Он досконально изучил оригинальные научные труды Петражицкого по «Теории права и нравственности» и успешно пользовался ею в своей научной работе, при воспитании детей и в жизненной практике. С его трудами он воодушевленно ознакомил своих детей и внуков. Виктор Амазаспович вспоминает: «Товарищи моего отца рассказывали мне, что отец настолько был вдохновлён теорией Петражицкого, что благоговейно слушал его лекции стоя. Прослушав тот или иной предмет, он не удовлетворялся сдачей экзамена, но ещё раз посещал тот же самый курс и снова сдавал экзамен. Для него Петражицкий был богом». К большому сожалению, его великолепные научные работы почти забыты не только юристами, но и психологами. А ведь сейчас лекторам современных университетов как было бы полезно заглянуть в его бессмертный труд — «Университет и наука» (Санкт-Петербург, 1907), где анализируется психологический процесс передачи научных знаний от профессоров к студентам. Как были бы полезны профессорам те предостережения, которые напоминают, что передача научных знаний — это не передача конгломерата позитивных знаний, а тончайший эмоционально-психологический процесс. Петражицкий после революции переехал в Варшаву. Умер в 1930-х годах и был похоронен в Варшаве. В 1960-х годах Виктор Амазаспович, находясь в научной командировке на родине Петражицкого, вместе с женой посетил его могилу. К его сожалению, и на родине не очень-то помнили Петражицкого и были очень удивлены, как профессионально Виктор Амазаспович осведомлён о научном наследии их соотечественника.

Амазасп Асатурович слушал и лекции Н. Я. Марра по восточному факультету. По циклу историко-филологических наук занимательны были лекции Тарле, Платонова, Дьяконова, Зелинского и Введенского, которые ему удалось прослушать в этом семестре.

Таким образом, во втором семестре 1903/04 учебного года ему удалось прослушать 450–500 часов полноценных лекций по различным дисциплинам общественно-гуманитарных и философских наук. Каков же был итог этих занятий? Сам Амазасп Асатурович так отвечал на этот вопрос: «Если признать правильным положение, что сущность развития интеллекта заключается не в собирании балласта знаний и не в громоздкой эрудиции, а в таком усовершенствовании познавательного механизма, благодаря которому достигается логически правильное мышление и правильное, само себя контролирующее, освоение явлений жизни и природы, то следует констатировать, что в этом направлении мною был достигнут некоторый, правда незначительный успех».

Чтобы понять характер и особенности поведения Амазаспа Асатуровича, нельзя пропустить такую часть его жизни, как оригинальную историю его женитьбы.

Всё лето 1904 года он провёл в Тифлисе и его окрестностях. К нему в это время ходили товарищи, вместе они коротали вечера в бесконечных спорах.

Предметом этих, нередко доходивших до страстных схваток, споров служили вопросы науки, политики, войны и мира, философии, вплоть до метафизики. В этих беседах постоянно принимал участие один из дальних его родственников — Михаил Амбарцумян по кличке Вец-Миллион. Он, человек пожилой, жил холостяком, хотя всю жизнь искал подходящего случая, чтобы жениться. Но это ему не удавалось, ибо он искал большого приданого. Так и остался холостяком этот добрый и хороший человек до конца своих дней, когда в 1918 году в Баку, во время армянской резни, турки обезглавили его на улице.

Помимо вечных научно-политических споров в эти дни производились эксперименты другого рода — попытки женить Амазаспа… Но дело не клеилось. И вот в этой обстановке случилось нечто невероятное. Амазасп — человек, далёкий от предрассудков и суеверий, но этот случай впоследствии неоднократно побуждал его к мысли о том, что есть судьба, которой не избежать! Он часто размышлял об этом, пытаясь вместе с тем отбросить, отвергнуть эту нелепость, но она, как назойливая муха в летнюю пору, не отставала от него, и отогнать эту нелепую мысль о судьбе было ужасно трудно.

В доме, в котором Амазасп нашёл себе временный приют, жил некий Поладов. У Поладова была очень симпатичная жена по имени Лида. Однажды она и сказала ему в присутствии всех товарищей:

— Амазасп, генацвале, я хочу тебя женить по моему вкусу! Есть девушка чистая, честная, благородная и красивая… Она моя родственница, и я хочу тебя женить на ней!

— Где же она?

— Она живёт в Цхинвали, — ответила Лида, — я напишу её отцу и вы, ты и Вец-Миллион, поезжайте к нему.

— Идёт, идёт, — в восторге крикнул Вец-Миллион, — есть такое дело! Едем в Цхинвали…

На следующий же день с рекомендательным письмом Лиды Поладовой друзья выехали в Цхинвали. Письмо было адресовано: Цхинвали, Сето Хаханову. Ещё до того как сесть в поезд, Амазасп был поглощён гнетущими размышлениями: «Куда я еду и зачем? Почему все мои дела начинаются именно так экстраординарно, своеобразно, а подчас и по прихоти случая?.. А теперь в порядке непонятной и глупой авантюры, в порядке нелепого риска я еду в дальние края искать себе счастья!»

Амазасп Асатурович вспоминает:

«В это самое время случилось то, что явилось архимедовой точкой опоры во всём дальнейшем моём существовании. Перед нами стоял человек маленького роста, в священнической рясе, с маленькими, хитрыми и умными глазами и белой, как снег, бородой. Это был тифлисский армянский священник Тер-Григор Шермазанян, уроженец Цхинвали. Начался подробный разговор, который всё более и более становился интимным и дружеским. Когда я под влиянием хитрого попа уже позабыл свои тяжёлые размышления, он стал постепенно вытягивать из не особенно глубокого сознания Вец-Миллиона тайну нашего путешествия.