Борис Григорьев - Карл XII, или Пять пуль для короля

Полагаем, что прусскому барону не к чему было скрывать или искажать правду. Н. И. Павленко считает, что из рассказа Зильтмана явствует, что шведы в целом адекватно и своевременно отреагировали на появление русских войск на своем берегу, но по каким-то причинам от атаки на Ренне отказались. Неужели они испугались движения русских солдат, явно не собиравшихся контратаковать противника? Ведь у шведов был явный перевес в силах. Возможно, «ошанцевавшийся» авангард Рённе и испанские рогатки явились неожиданностью для Реншёльда, но вряд ли это заставило его отступить и вернуть войска на прежние позиции. Скорее всего, он хотел действовать на основании приказа короля, а король временно был выведен из строя. Состояние его с 18 по 20 июня было критическим, и даже возникло опасение за его жизнь, заключает историк. Добавим вслед за ним, что не апатия после Лесной объясняла безразличие Карла к появлению русской армии на западном берегу Ворсклы, а его физическое состояние. Король в эти дни находился на грани жизни и смерти.

А к вечеру 28 (17) июня вокруг плацдарма Рённе выросли 17 редутов и реданов, и у русских была твердая уверенность, что шведы уже не смогут теперь причинить им никакого вреда. В час ночи 29 (18) июня, подпалив свой лагерь за Ворсклой, на западный берег переправились основные русские силы. Шведское командование подарило русским целую неделю на то, чтобы обустроиться на правом берегу Ворсклы и с новыми силами «томить» и теснить шведов к Полтаве. 1 июля (20 июня) армия завершила переправу и стала окапываться И укреплять свой лагерь, используя фашины. Теперь у Петра было более или менее полное представление о силах и настроениях противника — об этом ему докладывали собственные дозоры и разъезды, а также перебежчики из шведского лагеря. План расположения обоза и траншей шведской армии «переслал» Петру комендант крепости А. С. Келин в полой бомбе. Лагерь шведов не был укреплен ни засеками, ни земляными укреплениями — шведы не любили лопату.

2 июля (21 июня) Петр приказал провести ложную атаку на шведские позиции. Подробности этого эпизода в русских источниках не содержатся, говорится только, что Реншёльд с полудня 14 часов держал большую часть армии в двух боевых линиях «...на горе, где была хаупт-квартира» [153] Штаб шведской армии, походная канцелярия Карла XII, драбанты, придворная свита и его личные «апартаменты» располагались в монастыре. , то есть примерно в двух километрах к северо-востоку от Полтавы. Впереди линий стояла кавалерия и гарцевали валахи, с которыми в стычки вступали казаки. Б. Лильегрен пишет, что накануне царь Петр распространил дезинформацию о том, что на следующий день русская армия готовится дать шведам генеральное сражение.

Упомянутый барон Зилътман оставил об этом эпизоде следующий отчет: «Вечером (2 июля/21 июня. — Б. Г.) пришли трое перебежчиков от московитов, которые служили камердинерами и лакеями у генерал-квартирмейстера Гольца [154] Скорее всего, это были шведы, взятые ранее русскими в плен (см. аналогичную историю в деле отряда М. М. Голицына при Добром). , и сказали, что армия, после того как она прошлой ночью ушла из транжементов против Полтавы... намеревалась дать шведам баталию на следующий день. Фельдмаршал в тот же вечер отдал приказ выстроиться всей армией, и рано утром увидели надвигающуюся линию противника, состоящую из нескольких тысяч человек. После этого шведская армия была фельдмаршалом и генерал-майором Кройцем выстроена в ордер баталии. Вывели также и артиллерию. Фельдмаршал мне жаловался, что Его Величество каждый раз оттягивал этот приказ до последнего. После построения Его Королевское Величество велел вынести себя к месту сражения на носилках, и там пришлось ждать противника. Но тот не подходил ближе и как прежде отошел назад. Армия вернулась к месту своего лагеря».

В это время состоялось «выступление» предателя Мазепы. Он выскочил из своего табора роскошно одетый на чистокровном скакуне в развевающемся богатом кафтане, но шведы попросили его очистить сцену: по их мнению, слишком мало толку было от воинственной демонстрации этого престарелого «лыцаря»

День 3 июля (22 июня) для каролинской армии был вообще драматичным во всех отношениях. Кроме ложной атаки русских и спешного сбора всех наличных сил в присутствии раненого Карла, в тот день на шведов одна за другой обрушились неутешительные вести: прибывшие из Бахчисарая послы крымского хана сообщили о невозможности совместного выступления против русских [155] Получив от султана запрет на ведение военных действий, Девлет-Гирей запросил помощи у своего единомышленника бендерского сераскира. Сераскир связался со Стамбулом, и скоро великий визирь сообщил ему, что султан одобрит выступление татар лишь в том случае, если Карл и Девлет-Гирей заключат с ним (сераскиром) договор, по которому шведский король обязан добиться от России ограничения ее дальнейшего продвижения на юг. Эта весть застигла хана в тот момент, когда он уже вывел за Перекоп свою конницу. Татары остановились, чтобы дождаться подписания шведами договора — бендерский сераскир уже отправил его с курьером в ставку Карла под Полтавой. Но курьер появился в ставке только 29 июня, когда шведам было уже не до переговоров. Полтавская битва перечеркнула все планы шведского короля и крымского хана. , с таким же известием возвращается из Бендер полковник Сандул Кольтца, а секретарь канцелярии его величества Клинковстрём привозит из Польши сразу два дурных сообщения — о смерти любимой старшей сестры Карла [156] Хедвиг София умерла 21 декабря 1708 года. (эту новость утаят от короля до прибытия в Турцию) и о разгроме Лещинского и фон Крассова.

Итак, сражение не состоялось, потому что русские нападать на шведов не собирались, а, продержав шведов несколько часов в напряжении, передислоцировали часть армии к югу, ближе к Полтаве. Такой маневр вполне устраивал и короля, и Реншёльда, потому что за спиной у противника текла река и никаких путей к отступлению, кроме понтонного моста за Петровкой, у русских не было, Зато состоялась словесная баталия между Реншёльдом и Левенхауптом. Последний получил приказ разместить пехоту в линию в центре боевого порядка, но генералу место показалось тесноватым, и он начал выстраивать из батальонов вторую линию. Когда Реншёльд обнаружил это, вспоминает Левенхаупт, «...он подошёл ко мне со злым выражением лица и, то ли желая показать перед всей армией свой авторитет, то ли — “переехать” меня, спросил, куда я пру и какого черта я пытаюсь столкнуть наш правый фланг в Ворсклу. Я спокойно, не повышая голоса, ответил, что я освобождаю место как раз для правого фланга, и тут он сам заметил, что места для одной линии на самом деле было мало. Я попросил его дать мне совет, чтобы я смог спокойно заниматься пехотой, но вместо того, чтобы правильно воспринять мою кротость, он начал на меня кричать и говорить, что я делаю, сам не понимая что, что вместо помощи от меня только одни помехи и что он лучше бы сам все делал. Он выслал своих адъютантов в пехотные батальоны: этого — сюда, того — туда, и они начали раздавать им приказы, от которых происходила лишь конфузия, потому что мне уже делать было нечего». Левенхаупт обиделся больше всего на резкий тон, с которым на него напустился фельдмаршал, и на то, что его, генерала короля, Реншёльд посчитал в пехотном деле ниже своих адъютантов.