Айседора Дункан - Моя жизнь. Встречи с Есениным

В сентябре 1927 года, за два дня до своей смерти, Дункан начала писать новую книгу. Несколько листов голубоватой, цвета хмурого неба, бумаги, на которой китайской тушью писала всегда Айседора, покрылись стремительными строчками странного ее почерка с буквами, то горизонтально, то вертикально удлиненными…

… В тот сентябрьский вечер раскаленный асфальт Promenade des Anglais жарко дышал впитанным за день солнцем. Айседора спустилась на улицу, где ее ожидала маленькая гоночная машина, шутила и, закинув за плечо конец красной шали с распластавшейся желтой птицей, прощально махнула рукой и, улыбаясь, произнесла последние в своей жизни слова:

— Прощайте, мои друзья! Я иду к славе!

Несколько десятков секунд, несколько поворотов колес, несколько метров асфальта… Красная шаль с распластавшейся птицей и голубыми китайскими астрами спустилась с плеча Айседоры, скользнула за борт машины, лизнула сухую вращавшуюся резину колеса. И вдруг, вмотавшись в колесо, грубо рванула Айседору за горло. И остановилась только вместе с мотором.

Мотор у машины был очень сильный, поэтому и удар был необычайной силы: первый же поворот колеса переломил позвоночник и порвал сонную артерию.

Прибывший врач сказал:

— Сделать ничего нельзя. Она была убита мгновенно.

Чтобы освободить голову Айседоры, притянутую к борту машины, пришлось разрезать шаль.

Дикая толпа набросилась на искромсанную ножницами шаль и в тупой погоне за талисманами и амулетами из «веревки повешенного», приносящей, по поверию, счастье, растерзала шаль на клочки.

Эта машина итальянской фирмы «Бюгатти» была продана на аукционе в Ницце. Какой-то маньяк счастливо улыбался, когда после разгоревшегося на аукционе ажиотажа машина досталась ему за неслыханную тогда цену в 200 тысяч франков.

Через два часа после катастрофы около студии Дункан в Ницце раздался стук лошадиных копыт. Это везли тело Айседоры из морга домой. Ее уложили на софу, покрыли шарфом, в котором она танцевала, и набросили на ноги пурпурную мантию. Студия наполнилась цветами и множеством зажженных свечей.

Еще в Москве Айседора не раз говорила, чтобы на ее похоронах обязательно играли «Арию» Баха. Ее желание было исполнено, и в Ницце и в Париже играли «Арию» Баха.

Хотя Айседору и не собирались хоронить в Ницце, мэр города, узнав, что среди бумаг Дункан оказалась справка, подтверждающая желание Айседоры принять советское гражданство, заявил, что не разрешит хоронить ее в Ницце.

Утром пришла телеграмма от американского синдиката издательства, подтверждавшего договор на издание мемуаров Айседоры и сообщавшего о переводе через парижский банк денег. Она ждала этих денег, чтобы выехать в Москву.

Голубоватые, цвета хмурого неба, листы бумаги нетронутой стопкой остались лежать на столе Айседоры в Ницце. Страницы о годах, проведенных у нас, не были написаны…

В Париже на гроб Айседоры был положен букет красных роз от советского представительства. На ленте была надпись: «От сердца России, которое скорбит об Айседоре».

На кладбище Пер-Лашез ее провожали тысячи людей. После похорон в течение трех дней шло торжественное траурное заседание в Сорбонне под председательством Эррио. Комитет по увековечению памяти Айседоры принял решение поставить ей в Париже памятник работы Бурделя, но это решение не было осуществлено.

В 1927 году Луначарский как-то в разговоре заметил, что мне, как человеку, близко знавшему Есенина и Дункан, следует написать о них книгу. Луначарский тогда же написал письмо в Госиздат, рекомендуя заключить со мной договор. Редактуру он брал на себя. Книга была даже поставлена в план… Но тогда я ее так и не написал — не мог написать, слишком свежи были могилы.

Луначарский согласился с моими доводами и посоветовал начать воспоминания «издалека», посвятив первый том Москве артистической — дореволюционной и послереволюционной.

Выполняя совет Луначарского, я написал сначала книгу «Записки старого москвича», затем начал работу над книгой о Дункан и Есенине. Но случилось так, что эта последняя, вернее часть ее, вышла раньше и была опубликована к 70-летию со дня рождения Сергея Есенина — в 1965 году, а в 1966 году «Встречи с Есениным» вышли вторым изданием.

Вся книга об Айседоре Дункан и Сергее Есенине была издана через АПН в 1968 году в Лондоне на английском языке и в 1969 году в Нью-Йорке. «Записки старого москвича» были изданы лишь в 1970 году.

Жизнь моя сложилась так, что я приступил к этой работе только 20 лет спустя…

Пройден долгий путь по реке жизни. В закатный час я подхожу к устью. Впереди — море. И я тороплюсь засветить последние бакены, мерцающие огоньками далеких воспоминаний по всему протянувшемуся фарватеру жизни. Ах, промчаться бы берегом вверх по реке, мимо забытых пристаней, чтобы увидеть дорогие разбросанные могилы, заглянуть в наполненные воспоминаниями тихие жилища и шумные освещенные здания и с берегов, где раскинулись цветущие сады юности, вновь, от самых верховий, начать уже пройденный путь. Скольких ошибок и несчастий можно было бы избежать!

Я жил в великую эпоху, я видел и слышал Ленина, был свидетелем всемирно-исторических событий, встречался и работал с замечательными людьми!

Я переживал торжественные минуты труда, видя воплощение своих замыслов в сценических образах и на редакционных гранках с манящим запахом типографской краски…

Горбов, Дмитрий Александрович — советский литературовед, переводчик. Его книга «У нас и за рубежом» была положительно оценена М. Горьким. С конца 30-х годов Горбов обратился к художественному переводу; перевел на русский язык сочинения Руссо, Франса, Чапека и др.

Геккель, Эрнст (1834–1919) — немецкий естествоиспытатель, последователь Ч. Дарвина. С 1862 по 1909 гг. — профессор университета в Иене. Геккель был одним из основоположников и идеологов социального дарвинизма.

Ингерсолль, Роберт Григ (1833–1899) — американский адвокат, выступавший с лекциями против христианства и Библии.

Элиот, Джордж — псевдоним известной английской писательницы Мэри Анны Эванс (1820–1880). Роман «Адам Бид» посвящен деревенскому быту.

Рип Ван Винкль — театральный персонаж, появляющийся на сцене после длительного отсутствия и находящий всю обстановку переменившейся. Заимствован из легенды, рассказанной Ирвингом Вашингтоном о Рип Ван Винкле, проспавшем двадцать лет.