Александр Жолковский - Звезды и немного нервно

Следующего раза, действительно, не было, но на концерт получилось подозрительно похоже. Огромный зал, вмещающий человек 500, был заполнен энтузиастами, с полуконспиративным возбуждением воспринимавшими применение полуопальных методов к полузапретному материалу. А какую-то из песен, кажется, даже прокрутили на магнитофоне в порядке иллюстрации.

Личное знакомство произошло лет через семь в Лос-Анджелесе, в эмигрантском кругу. Окуджава дружил с Ольгой, и через нее я знал, что он ценит мои статьи о нем. (На первую из них, посланную из Итаки, он откликнулся любезным письмом, но с годовой задержкой; я гадал — не понравилась? — но он извинился незнанием моего отчества, а без него какие же комплименты?) В один из приездов они с женой гостили в роскошной квартире в Марина-дель-Рей, с видом на океан; помню, как на велосипеде отвозил им какое-то лекарство из Олиных несметных запасов.

От Оли же я узнал о его недовольстве моим интервью с примирительной характеристикой Лимонова («плохой идеолог, но хороший писатель»): «Нельзя же хвалить Лимонова…». Однако, когда мы очередной раз увиделись в Москве (на праздновании третьей годовщины независимости «Знамени»), кумир был опять чарующе ласков; о претензиях не обмолвился.

Следующего раза не было — и отныне не будет, а жаль.

P. S. Только что сообразил, какой поэтически безупречный лейбл — Булат Окуджава. Ямб имени (у-А) и хорей фамилии (А-у-А-а) сцепляются в симметричный амфибрахий: у-А-а-у-А-а.

Среди приятелей на родине я слыву ультра-западником, но, конечно, знаю за собой неистребимые пережитки почвенничества. Я люблю останавливаться не в гостинице, а у знакомых, и вообще полагаться на личные связи — будь то в починке компьютера, ремонте квартиры или сборе материала для статьи. Со своей стороны, я исправно устраиваю приезжим соотечественникам лекции, встречаю их в аэропорту, поселяю у себя, кормлю, пою и развлекаю. В одних случаях мне это просто приятно, в других естественна дружеская услуга, в третьих долг платежом красен, но некоторые можно объяснить только действием незримых клановых уз. Их власть над собой я осознал давно, давно смирился, расслабился и стараюсь получать удовольствие. Бывают, однако, случаи из ряда вон.

Начать лучше всего, пожалуй, старыми словесы, по испытанным образцам повествовательной корректности: В одном департаменте служил один чиновник… Вообразим себе одну коллегу, сочетающую возвышенную риторику с потребительским нахрапом; без устали морализирующую по личным и общественным поводам; умело бьющую на ваше чувство вины, чтобы требовать новых приглашений, гонораров, транспортных и иных крупных и мелких услуг; видящую себя не только научной и политической фигурой, но и интересной рассказчицей, очаровательной женщиной, желанной гостьей. Добавим, для пущего невероятия, что свои проповеди и отповеди, полные ленинского сарказма, она интонирует на ерническом распеве, выдающем знакомство с Бахтиным, Зощенко и Булгаковым. А теперь представим, что она ваша старая знакомая и вы, хотя и знаете ее насквозь, пригласили ее на обед, а перед этим на прогулку по городу, в связи с чем она в амплуа бедной родственницы вытребовала, примерила и подвергла придирчивой критике ряд предметов вашего гардероба; что за обедом она долго отчитывала вас за неправильное обращение с уважаемым коллегой, а парой дней раньше публично приравняла вашу демифологизацию Ахматовой к поведению советского хама, вынуждающего усталую от работы и беготни по магазинам жену саму покупать себе цветы на 8-е марта (для нее что Анна Ахматова, что Клара Цеткин, лишь бы шла в дело); что вы, будучи скованы законами гостеприимства, с виноватой улыбкой целый вечер сносили все это и вот, наконец, захлопнули за ней дверь.

— Нет, Катя, не пойму, как это я сам в энный раз приглашаю ее, чтобы потом терпеть ее беспардонность?! — восклицаю я. — Я ведь далеко не ангел. Что заставляет меня так попадаться?!

Катя, как всегда, наготове.

— Мазо-нарциссизм.

— Мазо-нарциссизм? Ну мазохизм еще понятно. А нарциссизм-то мой здесь при чем?

— При том, что ты упиваешься не только собственными мучениями, но и собственным превосходством. Думаешь: как я там ни плох, есть хуже.

Sigmund, please, copy! («Учись, Зигмунд!»)

Собаки меня скорее любят, но я не отвечаю им взаимностью. Хотя, если вдуматься, это они не отвечают взаимностью на мое равнодушие. Когда в гостях собака начинает ластиться ко мне и я стараюсь по возможности вежливо ее отпихнуть, а хозяевам объяснить, что собак не люблю, я натыкаюсь на обиженное непонимание. Не люблю? За что? Ведь они такие умные! На это у меня имеется давно разработанный аргумент, что к умным, то есть различающим, c кем они имеют дело, у меня претензий нет, их я, скажем, уважаю, но такие, увы, встречаются редко. Аргумент срабатывает не всегда: во-первых, любовь слепа, а во-вторых, каков поп, таков и приход.

С одним другом детства Тани и даже, кажется, ее молочным братом (уже на моей памяти внезапно переквалифицировавшимся в священники) мне пришлось раззнакомиться из-за его здоровенного пса, который неотвратимо лез в душу, слюнявя мои пальто, костюмы и рубашки. Я все грубее отталкивал собаку, заявлял все более язвительные протесты хозяину и Тане, но безуспешно. Собака безответно любила меня, Паша беззаветно любил свою собаку, Таня безгрешно, но и безапелляционно, любила Пашу. Рано или поздно эта порочная цепь должна была порваться в самом слабом звене, но в каком? Я не любил собаку, быстро невзлюбил Пашу и наотрез отказался к нему ходить. Таня с Пашей не поссорилась, но, прилепившись к мужу, бойкот соблюдала; впрочем, десяток лет спустя мы с ней все равно расстались. Собака, конечно, давно умерла (все это было в семидесятые годы), скорее всего, на руках у любящего Паши.

К кошкам я терпимее. Если придется, я беру их к себе на колени и на живот, глажу, чешу за ухом, благодарно внимаю мурлыканью. Подсознательно я отношусь к ним, независимо от физиологических данных, как к существам женского пола, собак же воспринимаю как мужчин, чьи ласки мне по определению ни к чему. Так, я не могу смотреть фильмов, в которых целуются, не говоря о предаются любви, гомосексуалисты; лесбиянки другое дело.

Кстати, одним из стереотипов изображения собак в кино является их ревнивая реакция на роман, возникающий у хозяйки с героем фильма. Кульминации эта коллизия достигает, когда любовники направляются в спальню и собака, охранительно бегающая вокруг кровати, выставляется за дверь, откуда подает все менее слышные скулящие звуки. Хэппи-энд может включать совместную прогулку счастливой четы с собакой, знаменующую примирение.