Борис Полевой - Полководец

- Жители утверждают, что в подвалах, под развалинами полтораста, а может быть, двести тысяч человек похоронены, - сказал шофер Губатенко, молчаливый донской казак, возивший Конева всю войну.

- Это верно. Дрезден считался открытым городом, - поддержал ехавший вместе с нами искусствовед, хорошо знавший Германию. Ему, кстати, и принадлежала честь отыскания коллекции "Зеленого свода". - Открытый город. Поэтому сюда со всей Германии съезжались, спасаясь от бомбежек, женщины и дети. Их размещали в, общественных зданиях, в подвалах, бомбоубежищах.

- А я вот все думаю и никак не могу понять, зачем эти бомбежки союзникам понадобились, - говорит, обернувшись к нам с переднего сиденья, командующий. - Для чего? С какой целью? Разгранлинии наступления были четко прочерчены в Тегеране и уточнены в Ялте. Наступали мы, как помните, неплохо. Помощи не требовали. Да и не им, а нам предстояло штурмовать Дрезден. И вдруг вот эти налеты на открытый город! Самые большие налеты, сделанные ими за всю войну. Возмездие? Так зачем же бить по открытому городу? С военной точки зрения это полная нелепость. С точки зрения общечеловеческой - варварство. Да, у этих руин есть над чем призадуматься.

Когда машины наконец пробрались через разбомбленный центр в совершенно сохранившийся район богатых особняков, а затем вышли на знакомую уже нам дорогу, лежавшую по-над Эльбой, все вздохнули свободно. Легкие жадно хватали воздух, напоенный соками влажной земли, свежей сыростью эльбинской поймы. Сады буйно цвели за невысокими решетчатыми заборами, и не было им никакого дела до только что отшумевшей страшной войны.

Казалось, война обошла этот край. Впрочем, это почти так и было. Тут все осталось цело, и лишь белые простыни, свешивающиеся с балконов, с окон, напоминали о состоявшейся капитуляции.

По пути наш искусствовед рассказал нам о Кёнигштейне, этом замке-крепости, где были отысканы сокровища. Машины приближались к знакомому памятному распадку, в котором совсем недавно хранились сокровища Дрезденской галереи.

- Может быть, остановимся поглядеть?

- Там уже нечего глядеть, - усмехнулся командующий. - Все картины теперь в надежном месте, стоят на просушке, и над ними колдуют лучшие реставраторы Москвы и Ленинграда... А ведь что там ни говори, вовремя мы освободили мадонну Сикстинскую, - продолжал он. - Мне доложили, что сырость сильно попортила почти все картины, что на иных краски отстают от полотна... Ну теперь-то они в верных руках. Мы с Иваном Ефимовичем Петровым, когда выпадет свободный час, ездим их смотреть. Любуемся. Иван Ефимович, кстати говоря, большой любитель и ценитель живописи. С ним интересно. И справочника не надо.

- Это точно. А знаете, товарищ маршал, такого трофея, как у нас, у союзников нет. Говорят, они захватили все золото Рейхсбанка. Но ни за какое золото таких картин не купишь, - рассуждал искусствовед. - Это будет достойной компенсацией за музеи, картинные галереи, дворцы, которые гитлеровцы разграбили и разрушили у нас.

Конев вновь поворачивается к нам с переднего сиденья и сурово смотрит на офицера, высказавшего такое предположение.

- Вы так полагаете? - строго спрашивает он. - А я вот уверен, что правительство наше на это не пойдет. Хотя, вероятно, это было бы справедливо.

- Но ведь немцы сколько всего у нас награбили? Сколько наших национальных ценностей из-за них погибло?

- Не немцы вообще, а гитлеровцы. А мы не можем поступать, как они.

- Но позвольте, товарищ маршал, а Наполеон? Он ведь, отступая, тащил с собой сокровища Московского Кремля на двадцати пяти подводах. И, убедившись, что не дотащит, утопил в каком-то озере. А англичане? Сколько они всего награбили для своего Британского музея! Я ведь эти коллекции знаю. Даже мумии из могил крали.

- Вот именно. Награбили, нагребли, накрали... Мы советские воины, а не наполеоновские вояки и не английские империалисты, - раздельно, будто диктуя, говорил маршал. - Понятно это вам, товарищ подполковник?

Конев произносит последние фразы строго, безапелляционно.

Все эти ученые люди в нескладных шинелях, реставраторы, работающие над спасением и восстановлением полотен и скульптур, откровенно мечтали и даже не только мечтали, а мысленно уже размещали сокровища галереи в музеях Москвы, Ленинграда, Киева, Минска. Даже спорили при нас между собой, где что лучше смотреться будет. И честно говоря, мы с Крушинским разделяли их взгляды.

- Конечно, казалось бы, справедливо все это забрать, чтобы, как говорят у нас на Вологодчине, тот, кто по шерсть пошел, вернулся бы стриженым. Долг платежом красен, - раздумывает вслух Конев. - Но все это принадлежит не Гитлеру, а немецкому народу. Ведь гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается. Немецкий народ вечен. Вы что ж, забыли? Правильные, очень правильные слова...

Годы спустя, прочитав решение Советского правительства о возвращении Дрезденской галереи, я вспомнил эти слова Конева. Была возвращена ее хозяину, немецкому народу, и сокровищница саксонских королей, найденная тогда в замурованных подвалах Кёнигштейна. Теперь и коллекция "Зеленого свода" выставлена в Дрездене, в специально реставрированном для нее дворце-музее.

Вспоминая об этом, невольно думаю: как же правильно рассуждал этот дальновидный человек!

У СТЕН БЕРЛИНА

И наконец, маршал Конев в самый острый момент боев за Берлин.

То, о чем мечтали четыре тяжких года все мы, советские люди, свершилось. Армии 1-го Белорусского фронта под командованием Маршала Советского Союза Г. К. Жукова атаковали Берлин с северо-востока и уже вели бои на его окраинах. Армии 1-го Украинского фронта под командованием И. С. Конева обошли Берлин с юга и готовились атаковать гитлеровскую столицу с запада.

Двадцать третьего апреля я пришел к начальнику штаба фронта генералу И. Е. Петрову и, пользуясь его добрым ко мне отношением, спросил: куда бы мне было лучше поехать сейчас, чтобы подготовить корреспонденцию о решающих боях?

- К Берлину, дорогой мой, именно к Берлину. С юго-запада, разумеется. Рыбалко доложил, что он вышел на Тельтов-канал вот здесь. - Он указал рукой на карте. - Это уже Берлин. Отметьте-ка себе это место. Напишите оттуда корреспонденцию и шикарно задатируйте ее: двадцать третье апреля, восемнадцать ноль-ноль, город Берлин. - Он улыбнулся. - Знаю я повадки вашего брата. Знаком мне этот ваш корреспондентский форс.

Часа через полтора я был уже в городе Тельтов, забитом в ту пору нашей боевой техникой - танками, бронетранспортерами, парками мостовиков с их сложным хозяйством, массивными фермами и понтонами. Все это теснилось на узких улицах незамаскированное, ибо небо было надежно прикрыто нашими истребителями. Немецкая же авиация в тот день действовала только на дорогах.