Карл Сэндберг - Линкольн

В последнюю неделю августа 1862 года, когда Линкольн подолгу засиживался по ночам, Ли и Джексон обводили Поупа вокруг пальца. Линкольн телеграфировал Мак-Клеллану: «Каковы новости на направлении к станции Манассас? Что вообще происходит?» Мак-Клеллан ответил, что, по его мнению, остается только два выхода: один — бросить все имеющиеся силы на помощь Поупу, и второй — «предоставить Поупу самому выбираться из той переделки, в которую он попал, и использовать все средства для обеспечения безопасности столицы».

Линкольн сильно задумался над словами «предоставить Поупу самому выбираться». Не имел ли МакКлеллан в виду, что если армия Поупа может одержать победу с помощью людей из потомакской армии, то этих людей не следует посылать? Линкольн ответил Мак-Клеллану: «Я полагаю, что ваше первое предложение, а именно — «сконцентрировать все имеющиеся силы для того, чтобы восстановить связь с Поупом», — правильно. Но я не хочу приказывать. Я предоставил это теперь генералу Галлеку, которому помогут ваши советы».

Джон Хэй в своем дневнике записал разговор, который имел место, когда он с Линкольном возвращались верхом из Солджерс Хоум в Белый дом. Если бы этот разговор стал известен, страна была бы ошеломлена. «Мы разговаривали о Булл-Рэне и перспективах Поупа. Президент очень откровенно высказывался по поводу нынешнего поведения Мак-Клеллана. Он сказал, и это кажется похожим на истину, что Мак-Клеллан хочет поражения Поупа. Президент считает, что Мак-Клеллан немножко сумасшедший. Зависть, ревность и злоба, вероятно, являются наиболее правильным объяснением поведения Мак-Клеллана. Он все время шлет послания президенту и Галлеку, спрашивая, каково его действительное положение и кем он командует… Он действует сейчас как самый большой паникер и главный дезорганизатор в армии…»

Как представлялось Линкольну и Хэю, в субботу 30 августа все шло хорошо. «Мы отправились спать, надеясь, что восход солнца принесет нам хорошие вести. Но около восьми часов, когда я одевался, ко мне в комнату вошел президент и, вызвав меня, сказал: «Джон, боюсь, что мы опять разбиты. Противник напал на Поупа, потеснил его левый фланг, и Поуп отступил к Сентрвилю, где он рассчитывал удержать своих людей. Мне это выражение не нравится. Мне не нравится, что он допускает, что его людей надо удерживать».

В воскресенье положение выглядело как будто лучше. «Президент был в самом воинственном настроении. Он часто повторял: «Мы должны разбить противника, прежде чем он уйдет».

В понедельник, когда Хэй сказал, что дела выглядят неважно, Линкольн ответил ему: «Нет, мистер Хэй, на этот раз мы должны разбить противника. Поуп должен разбить их. Если они слишком сильны для него, он может постепенно отступать к укреплениям. Если это не так и если мы действительно разбиты, мы можем с таким же успехом прекратить войну».

В результате ревности, злобы, споров, формализма, политических соображений, гордости, лени, невежества большие воинские части спокойно оставались на разбросанных позициях, в то время как Поуп дал себя обмануть; его обошли с фланга, ошеломили, его армию расчленили и отбросили от Булл-Рэна. В ходе битвы и отступления Поуп потерял из 80 тысяч 14. Ли потерял 9 тысяч из 54.

Штормовые волны паники сотрясали Вашингтон, когда туда входили остатки разбитой армии. Поезда дальнего следования были переполнены — тысячи людей покидали столицу. Здание федерального казначейства было забаррикадировано сотнями мешков с цементом. По приказу президента служащие гражданских правительственных учреждений были зачислены в армию и начали проходить военное обучение. Стентон упаковал наиболее важные документы в мешки, чтобы в случае необходимости их можно было увезти с собой на лошади.

Умиравший полковник 1-го Мичиганского кавалерийского полка писал брату и сестре: «Я умираю, как и хотел, среди грохота битвы… Я одна из жертв глупости Поупа и предательства Мак-Доуэлла. Скажите президенту, что, если он хочет спасти страну, он не должен вручать наш славный флаг в такие руки». Это письмо было опубликовано и широко обсуждалось.

Три тысячи выздоравливавших солдат были переведены из Вашингтона в Филадельфию, чтобы освободить место для раненых при Булл-Рэне. Полы в Капитолии и в здании бюро патентов были вымыты, чтобы положить там раненых и искалеченных людей.

Во время этой второй паники, из-за нового поражения при Булл-Рэне, один лишь человек, как писал Хэй, обрадовал президента. Хаупт, железнодорожник, взял на себя обязанности, выходившие за рамки его функций: он доставлял продовольствие и снаряжение, восстанавливал мосты, следил за работой транспорта, телеграфно информировал президента о событиях, работал день и ночь почти без сна и еды. «Президент был просто поражен деловым характером его сообщений, в которых он в самых кратких выражениях передавал наиболее нужные в данный момент сведения».

Поуп был освобожден от командования и назначен на северо-запад — сдерживать там индейские племена.

В эту неделю Уэллес записал, что, по его убеждению, совпадавшему с мнением президента, «МакКлеллан и его генералы со значительной частью потомакской армии сегодня сильнее, чем правительство». Гуляя с президентом, Уэллес отметил его слова: «Я должен заставить Мак-Клеллана реорганизовать армию и вывести ее из состояния хаоса. У него был свой замысел, одна цель — свалить Поупа, не думая о последствиях этого для страны.

Ужасно видеть и знать все это, но у нас сейчас нет никаких средств против них. На стороне Мак-Клеллана армия».

Четыре члена кабинета — Стентон, Чэйз, Бэйтс и Смит — подписали бумагу, написанную Стентоном. Они решили вручить президенту протест против оставления Мак-Клеллана командующим армией, поскольку ему нельзя было больше доверять. Чэйз уговаривал и Уэллеса подписать эту бумагу. Но Уэллес воздержался, заявив, что, хотя он тоже хотел бы освободиться от Мак-Клеллана, но он считает нечестным по отношению к президенту обсуждать за его спиной такой документ. После этого документ исчез, а Чэйз явился к Уэллесу уже с новой бумагой, на этот раз написанной рукой Бэйтса, и с теми же четырьмя подписями. Уэллес сказал, что этот новый документ написан в более разумном тоне, но подписать его отказался.

Перед одним из заседаний кабинета Линкольн вместе с Галлеком приехал к Мак-Клеллану и вновь поручил ему командование армией. Однако именно те слова, которые вновь давали Мак-Клеллану власть, Линкольн не стал произносить — он предоставил это Галлеку. Как объяснял Линкольн Уэллесу: «Я не мог это сделать сам, потому что я никогда не верил, что он способен эффективно действовать».

Три дня спустя, по дороге к телеграфной конторе, Линкольн сказал Хэю: «Мак-Клеллан работает, как бобер. Похоже, что щелчок, который он получил на прошлой неделе, заставил его пошевелиться. Кабинет вчера был единогласно против него. Они все, за исключением Блэйра, готовы были обвинять меня за то, что я его не отстраняю вовсе. Он (Мак-Клеллан) плохо вел себя в данном случае, но мы должны использовать все средства. В армии нет человека, который сумеет укомплектовать людьми эти укрепления и привести в порядок войска, хоть наполовину так хорошо, как он».