Карл Сэндберг - Линкольн

Линкольн ознакомился с делом и задержал исполнение приговора. Постепенно он вычеркивал из списка обреченных одного за другим и оставил только 38 человек. Остальных он приказал держать под стражей до особого распоряжения и «принять меры, чтобы ни один из них не сбежал и не подвергался противозаконному насилию».

В послании конгрессу он отметил, что точно не установлено, кто вызвал взрыв недовольства в Миннесоте. «Подозрения, которые могут оказаться неоправданными, незачем оглашать…» Президент убедился, что обращение с индейцами со стороны федеральных властей оставляло желать лучшего. Он предложил изменить политику в отношении индейцев.

В канун Нового года военное министерство сообщило об одной из самых кровавых битв за все время войны, имевшей место под Мерфрисборо в штате Теннесси, у реки Стоун. В сражении приняли участие союзная армия Роузкранса и конфедераты под командованием Брагга. Правое крыло союзной армии вынуждено было отступить на две мили, и Брагг послал победную телеграмму в Ричмонд: «Бог дал нам счастливый Новый год». В эту ночь Линкольн улегся в постель, зная, что южане продвинулись вперед. Прошло еще два дня маневрирований и боев между 41 тысячей солдат Роузкранса и 34-тысячной армией Брагга. Они сражались и в дождь, и в туман, и в морозные зимние сумерки. На второй день боев дороги стали скользкими; ни послушные кони, ни изрыгающие проклятия ездовые не в состоянии были вытащить пушки из грязи. Каждый четвертый солдат, участвовавший в боях, был убит, ранен или взят в плен. Потери союзной армии достигли 12 906 человек; конфедератов — 11 739.

В этом хаосе дыма и стали, пламени и крови президент в далеком Белом доме видел улучшение положения сторонников Союза в Теннесси, потерю Югом какого-то количества живой силы.

Линкольн телеграфировал Роузкрансу: «Благослови бог вас и всех, кто с вами! Примите благодарность нации и передайте ее всем за их умелые действия, выносливость, бесстрашие и отвагу».

Многие сомневались, что в день, назначенный для обнародования заключительной Декларации об освобождении негров, то есть 1 января 1863 года, президент действительно выполнит свое обещание. В Вашингтоне появились слухи, что Линкольн откажется опубликовать Декларацию.

Браунинг записал 31 декабря: «Несколько дней тому назад я сказал судье Томасу, что ему следует пойти к президенту и откровенно, подробно побеседовать с ним по поводу угрозы выступить с Декларацией об освобождении — по моему мнению, это чревато бедствиями и только бедствиями». Браунинг сокрушался насчет опасений президента, что в случае, если он не опубликует Декларацию, то па Севере может подняться бунт, не пройдет и недели, как будет назначен диктатор. А ведь Декларация может вызвать восстания рабов; на южан обрушатся страшные беды, негры будут убивать белых — таковы были предсказания английских газет.

Конгрессмен Джон Ковод посетил президента в конце декабря. Линкольн шагал по кабинету вперед и назад; лицо у него было весьма озабоченное. Выступит ли он с Декларацией? На это он ответил:

— Я долго изучал этот вопрос… Я решил… Это необходимо сделать. Я вынужден это сделать. Другого выхода из наших затруднений нет.

30 декабря министрам вручили копии Декларации. На следующий день в десять утра открылось заседание министров. Сьюард и Уэллес внесли мелкие поправки. Чэйз доказывал, что освобождать рабов необходимо сразу в каждом штате полностью, а не частично. Он предложил свой проект Декларации и свою редакцию заключительной фразы. Эту фразу Линкольн принял, внеся незначительное изменение.

Блэйр утверждал, что в грядущих временах народ будет читать Декларацию и недоумевать, почему освобождение не коснулось некоторых приходов в Луизиане или некоторых графств в Виргинии. Сьюард поддержал его, требуя отказаться от таких исключений.

Джон Ашер, первый помощник министра внутренних дел, запомнил ответ Линкольна.

— По первому впечатлению ваши возражения обоснованны, но дело в том, что после публикации Декларации двадцать второго сентября ко мне зашел мистер Булиньи из Луизианы (единственный представитель отделившихся штатов, который не ушел из конгресса); он просил не включать эти приходы, и я ему обещал. То есть я этого прямо не сказал. Но мой ответ он понял именно так.

— Раз вы дали обещание, я не могу настаивать на том, чтобы вы его нарушили, — сказал Блэйр.

— Нет, нет, мы вовсе этого не хотим, — присоединился к нему Сьюард.

Чэйз выразил опасение, что конгресс может не утвердить двух депутатов, сторонников Союза, избранных от Луизианы. Линкольн встал со своего кресла — его это обстоятельство возмутило. Повернувшись к Чэйзу, он выпалил:

— В этом все дело, сэр! Конгресс хочет меня запугать, не так ли? Будь я проклят, если я сдамся.

Вторую половину этого дня и утро следующего Линкольн был занят переделкой проекта Декларации; он не торопился, старался писать ясно, четко, понятно, в торжественном стиле завещания. Он сказал Самнэру:

— Я твердо знаю, что имя, связанное с этим документом, никогда не будет забыто.

В день Нового года, утром, высокие правительственные чиновники, служащие гражданских, военного и морского министерств, члены дипломатического корпуса в золоте галунов и форменных треуголках — все прибыли в Белый дом на традиционный прием. Президент приступил к «обряду» рукопожатия и приветствий. На это ушло три часа.

Во второй половине дня Сьюард и его сын Фред принесли в Белый дом проект линкольнской Декларации об освобождении. Накануне Линкольн передал проект в министерство иностранных дел для того, чтобы там его проштудировали. Теперь проекту Декларации, чтобы стать государственным документом, требовалась подпись президента. В кабинете Сьюард застал одного лишь Линкольна. Он обмакнул перо в чернила, подержал перо над бумагой, подумал, оглянулся и сказал:

— Никогда в своей жизни никакой другой документ я не подписывал с такой уверенностью и чувством, что делаю правое дело. Но с девяти часов утра я принимал посетителей, и мне все время пожимали руку; она у меня онемела и закостенела. А ведь мою подпись будут внимательно рассматривать, и если увидят, что рука дрожала, то могут сказать: «У него были какие-то колебания». Но ничего не поделаешь, нужно подписывать немедля.

С этими словами он не спеша, аккуратно подписался «Авраам Линкольн»; это отчетливая, ясная подпись, хотя «несколько дрожащая», как сказал Линкольн. Они посмеялись над этим, после чего подписался Сьюард. Затем приложили большую печать, и документ пропутешествовал в государственный архив. Содержание документа, написанного несколько сухим, официальным языком, оказалось самым волнующим материалом из всех переданных в этот день и месяц по телеграфу, почтой, в печати, устно во всех частях мира.