Алексей Медведев - Разговор с молодым другом

Но я ошибся. Ребята меня не забыли. Однажды зимой, придя после работы, я застал у себя на квартире Лешу Доронина, Сергея Шелешнева и Кирилла Лепехина.

— Ты почему, Леша, перестал ходить в «Крылья Советов»? — спросил Шелешнев.

Я считал, что занятие спортом является моим личным делом и прямо, может быть, даже слишком резко сказал об этом товарищам.

— Зря ты, Леша, в бутылку лезешь, — ответил за всех Кирилл Лепехин. — Мы ведь к тебе по-хорошему. Не понимаешь разве, что глупость допустил?

— Не считаю.

— Ну что ж, постараемся объяснить тебе…

Не пожалели товарищи времени, приехали на завод, поговорили с Борисом Костроминым, секретарем комитета комсомола.

И вот через несколько дней в цехе было созвано общее комсомольское собрание. На повестке дня стоял мой уход из секции. Никогда не изгладится из памяти это собрание. Меня ругали, критиковали, а вспомнишь сейчас про это, и на сердце становится тепло. Почему? Да потому, что в каждом выступлении, каким бы суровым оно ни было, чувствовалась доброжелательность, глубокая заинтересованность в моей судьбе, настоящая дружба.

— Алексей, — говорил, обращаясь ко мне Виктор Лощилов, — я ходил в секцию, с Базуриным разговаривал. Он заявляет, что ты, если захочешь, можешь мастером стать. Так разве ж можно, друг ты ситный, отказываться от борьбы, пасовать при первой неудаче? Нельзя… И хоть ты считаешь все это личным делом, знай — не позволим пасовать.

Через два дня я получил письмо от Александра Михайловича Базурина. Как ни в чем не бывало он сообщал дни и часы тренировок. «Все мы в секции соскучились и ждем, когда ты снова будешь с нами. Приходи обязательно!»

Наконец масла в огонь подлил старый мастер Петр Иванович Иванов. Встретив в проходной, он задержал меня и сказал:

— Чего это, Лешка, сказывают смалодушничал, отступил от трудностей… Не годится, парень…

Да, я уж и сам видел, что не годится. Все это я понял еще на комсомольском собрании. Но мне казалось неудобным возвращаться после такого перерыва. Слова старого мастера окончательно сломили мое упрямство.

В январе 1947 года я снова пришел в тренировочный зал. Александр Михайлович тепло, по-отцовски встретил меня, а после занятий оставил и пожурил за слабохарактерность, за то, что я не поделился с ним, не высказал ему своих сомнений.

— Милый Леша, — говорил он, обнимая меня, — пойми раз и навсегда, что в спорте нет и не Может быть легких дорог. Если хочешь идти вперед, добиваться успехов, прежде всего приучи себя к регулярным, систематическим тренировкам. Сделай так, чтобы они были тебе не в тягость, а стали хорошей, любимой привычкой.

Домой я возвращался поздним вечером. Крепчал мороз, звонко хрустел под ногами снежок. Я шел быстро, почти бежал. На душе было легко и радостно, точно одержал какую-то большую и важную победу. Впрочем, так оно и было. В тот памятный январский вечер я победил самого себя, свою робость, свою неуверенность.

С той поры я не пропустил ни одной тренировки. Выполняя советы тренера, постепенно увеличивая нагрузку, к концу года я выполнил норму первого разряда. Спортивная юность окончилась. Впереди была пора зрелости, пора еще более напряженного труда.

(Партия зовет. Экзамен на мастерство. Учитель передает эстафету. Среди сильнейших. Я пересекаю границу. Человек срывается в бездну.)

Морозным январским вечером 1949 года, как всегда после работы, я поехал на очередную тренировку во Дворец спорта. Необычно выглядел наш зал. Повсюду группами в несколько человек собрались спортсмены и о чем-то оживленно говорили.

— В чем дело? — спросил я Александра Михайловича.

— А разве ты еще не знаешь? — в свою очередь, удивился Базурин. — На-ка вот почитай. — И он протянул мне газету, в которой было опубликовано постановление Центрального Комитета партии о задачах физкультурного движения в стране.

Вечером во дворце состоялся большой митинг. Двенадцать лет прошло с тех пор, но навсегда остались в сердце горячие, взволнованные речи.

— Партия зовет на штурм мировых рекордов. Мы должны ответить: будут рекорды, завоюем мировое первенство по всем основным видам спорта, — говорили товарищи.

У себя в секции мы продолжили разговор, начатый на митинге. Каждый стал прикидывать, что он может добиться в самое ближайшее время.

— Ты, Алексей, — говорили мы легковесу Доронину, — можешь уже через месяц, если будешь серьезно работать, побить рекорд общества в жиме двумя руками.

— А ты, Сергеи, — подсказывали Шелешневу, — должен первый разряд выполнить. Обязательно.

— Плохо у меня с рывком, — возражал он, — вот и приходится на месте топтаться.

— Ничего, поможем. Сообща давай разберемся, в чем дело.

Когда «производственное совещание» подходило к концу, Сергей Шелешнев сказал:

— Ребята, а ведь главное требование постановления — борьба за массовость. Вот я и предлагаю: давайте у себя в институте, на заводе, в учреждении организуем секции штангистов и возьмем на себя роль общественных тренеров.

Мы горячо поддержали это предложение. А уже на следующей неделе докладывали друг другу:

— В авиационном институте пятьдесят новичков пришло в секцию…

— На «Серпе и молоте» — сорок два…

— А у меня в ресторане, — смутился Кирилл Лепехин, — только пять человек.

— Хорошо, Кирюша, — уверяли мы его.

На своем заводе мне тоже удалось создать небольшую секцию, в которую вошли тридцать энтузиастов. Через год она удвоилась. В секции выросли чемпион Москвы перворазрядник Николай Малышев, перворазрядник Борис Шумихин, несколько спортсменов второго разряда.

Постановление Центрального Комитета заставило и меня пересмотреть свои планы. Вместе с тренером мы обсудили режим тренировок, решили повысить нагрузки.

Незадолго до выхода постановления осенью 1948 года в Москве проводились большие соревнования штангистов общества профсоюзов. Принял в них участие и я. Втайне надеялся выполнить норму мастера спорта.

Моим соперником среди тяжеловесов был мой тренер Александр Михайлович Базурин. В жиме после двух подходов мы получили одинаковый результат.

Третью попытку Александр Михайлович использовал неудачно. Начал готовиться к выходу и я. И когда натирал руки магнезией, услышал за спиной знакомый голос Александра Михайловича:

— Когда штангу на грудь берешь, слишком широко локти расставляешь. Жать не спеши, передохни немного в этом положении, сосредоточься…

Совет помог: мне удалось поднять очередной вес. Встретившись в коридоре с Александром Михайловичем, я поблагодарил его.