Виктор Конецкий - Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография

Все думал — вот выйду, к-как сяду за стол, как пойду писать что-нибудь стариковски неторопливое, умное, независимое… Куда там! Завален пустяками вздорных заказов более прежнего. А властной воли Конецкого послать всех — нету; посылаю в душе, а сам только киваю: да-да, спасибо, постараюсь. Вот и ничего тогда про о мою юность и о мою свежесть, да ведь оправдаться хочется. Какой русский человек без постоянного оправдывания? Только нас и хватает — одной рукой оправдываться, другой — о величии твердить.

Было в конце года утешение. Один добрый состоятельный человек свозил меня в Турцию, и я побывал во всех городах Апокалипсиса, в великом Пергаме, чей Акрополь и сейчас величавее афинского, и в Эфесе, где Гераклит учил нас не входить в одну воду дважды и намекал, что все течет и изменяется (это в неподвижной-то Греции), и где бедный Герострат палил храм Артемиды и в сполохах пожара орал свое имя, чтобы получше запомнили. Был и в Никее, где ковался наш «символ веры» и где Константин Великий, к смущению отцов первого собора, читал им эклоги Вергилия (во всяком случае, это утверждает очевидец этого события, как и многих других, — С. С. Аверинцев). И конечно, в Константинополе, в Св. Софии, из которой вышел, как из храма Христа Спасителя, через сто лет (напыщенно, мертво, пустынно, напрочь выметено бодрым и занудным исламом). А еще видел всякие олимпосы и Иераполисы и сделал только один вывод — что Бог гордым противится. Эти греческие, римские, византийские руины, слившиеся в одно мертвое тело и затягиваемые терновником и пылью, лучше всего учат, что мечты об империи пора оставить, что все империи кончают одинаково и жива и крепка одна целесообразная бедность при свете здорового духа. Конечно, в ножки им надо поклониться за такие уроки и такие прекрасные «наглядные пособия», но идти уже не в скучный «перед», ибо никакого «переда», как выясняется, у истории нет и все кончается только продуктовым и промтоварным прилавком от океана до океана, а вверх … Ну да как же оторвешь нас от прилавка, тем более что мы — у него (у такого!) впервые за свою историю!

Эхма! Выходите скорее, сядем на завалинку и помоем кости этому дурацкому человечеству!

Поклон Тане.

Ваш В. Курбатов

Псков. 19 мая 2001

(Вспомнил, вспомнил — что за день! Насилу вспомнил — Всесоюзный день пионерии — как быстро мы забываем свою мифологию.)

Дорогой Виктор Викторович!

Так я, видно, и не доеду до Петербурга. И чего бы, кажется? А вот нет. Город делается все дальше и дальше — уж не то что в Москву, в Турцию легче слетать.

А скучаю искренне и серьезно.

И Петрович вон у нас как ни крепок, а стал сдавать.

Мне бы надо съездить — благо он давно придумал семинар и позвал меня поучить прозаиков. Только какой я им учитель, даже молодым? Это уж пусть Кураев их берет в оборот. Тем более нынче от матушки-Европы и батюшки-телевизора они все больше сорокинской и викерофеевой крови и больше по части «низа» (как говорил деликатный Бахтин) специализируются.

Да и много всего сошлось на одни и те же дни. Я поеду на кинофестиваль «Золотой витязь» — в Тамбов, заодно погляжу, так ли все хороша тамошняя казначейша и так же ли серы волки. Дело в том, что я уже на нескольких фестивалях пытаюсь вести «круглые столы», где могли бы разговаривать католики и православные (фестиваль-то православных и славянских народов, а тут и поляки-католики, и чехи). С годами все яснее понимаешь, что мир не потеряет рассудок только с матушкой-церковью, и церковью единой. А иначе, коли сама не спятит, товарищи мусульмане научат уму-разуму. Видите — в геополитики пошел, а с виду никак не скажешь.

Заодно хочу показать свой небольшой фильм о гибели шестой роты псковских десантников, снятый, когда их привозили в Псков, потом на сороковинах и годовщине. А то мы что-то стали вполуха слушать новости из Чечни и легко перемахиваем душой через «погибли, погибли, погибли…».

Вы-то здоровы ли? Не молодым, конечно, здоровьем, а чтобы хоть немного работать, потому что ничего у нас, кроме слова, нет.

С неизменной любовью к Вам.

Ваш В. Курбатов

Поклон Тане.

Псков. 18 июля 2001. 10 ч. 28 мин.

Люди, на марсы! Ступай на реи!

Сваливай паруса с марсов!

Люди, на низ!

Отдай марсель и крюйсель, гитовы и булини, растягивай марса-шкоты! Тяни до места!

Подымай марса-реи! Вытягивай топенанты!

Ставь паруса на бейдевинд!

Ах, Виктор Викторович! Где та малая лужица меж Куршской косой и Латвией, где я сдавал Вам судовождение и учился отличать «правое» от «левого»? Где оно, это прекрасное море, которое специально для нас позаботилось о волнении и штормовом предупреждении? И волна старалась и долетала до моста, чтобы мы могли быть счастливы. Жизнь заботилась о чистоте сюжета.

Сегодня у Борхеса прочитал: «В прошлом любое начинание завершалось удачей… теперь мы так бедны отвагой и верой, что видим в счастливом конце лишь грубо сфабрикованное потворство массовым вкусам».

И ведь правда, правда! Жизнь стала бедна счастливыми концами именно из-за утраты отваги и веры, из-за того, что мы трусливы и стыдимся радости, в которой человек не так «эффектен», как в демонической печали.

А я сделался кулак и землевладелец. Один добрый молодой писатель взял и подарил мне дачу — шесть соток земли и домик, который крепок и ладен. Все это было брошено семь лет назад из-за какой-то череды несчастий. И вот я сижу у открытого окна с видом на «сад», — несколько яблонь, старых, как секвойи, с голыми стволами и в небесах шумящей кроной. Батистовые капустницы кружат над ситцевыми картофельными цветами, слепни прошивают пространство в поисках сладкой человеческой плоти. Наверно, они знают, что общая масса насекомых на земле превышает всю остальную животную массу, включая и рыб, и садятся на человека как на собственность — зло и прямо.

Я понемногу перестаю читать современные книги, потому что постепенно догадываюсь, что искал тайны мира не там. И охотно соглашаюсь с тем же Борхесом, писавшим: «Мне известен край, где библиотекари отказались от суеверной и напрасной привычки искать в книгах смысл, считая, что это все равно что искать его в снах или беспорядочных линиях руки…»

Лучше переведу я свои дневники и, может быть, выпишу из них те живые страницы, в которых говорили обо всем на свете Б. Можаев и Ю. Нагибин, В. Берестов и Аре. Тарковский, и это будет умнее и их книг, и моего умствования. Ведь зачем-то я эти дневники писал.

Рекрутам лазить через салинг!

Подвахтенным скоблить навесной кубрик!

Поклон Тане.

Ваш В. Курбатов

Город Санкт-Петербург 2 августа 2001. 18 ч. 45 мин.

«Люди на марсе…»

До этого момента тебе еще предстоит дожить…

Сколько ты принял, когда мне писал это вполне дурацкое письмо?..