Виктор Бакин - Владимир Высоцкий без мифов и легенд

А вот как описала пребывание Высоцкого и Влади на Риж­ском взморье киновед Наталья Моргунова, отдыхавшая тогда вме­сте с мужем, актером Евгением Моргуновым, в Юрмале: «Высоцкий и Влади жили в Яункемери, в кемпинге, одевались совсем просто. Он в джинсах и в рубашке с отложным воротничком, она — в сит­цевых, хорошо сидящих, но неярких платьях, совсем не желающая выделяться и показывать себя во всей красе. Ведь и без этого была королевой — Мариной Влади. Прической тоже не занималась: за­калывала волосы в смешной и милый хвостик. Но когда направля­лись вечером в Дубулты, поднимала их вверх и становилась похо­жей на Нефертити: лебединая шея, необыкновенная грация, свое­образная красота.

В Дубултах, под крышей Дома творчества писателей собира­лось общество живущих в этом доме и во всей округе литераторов и кинематографистов. В то время там отдыхали Шукшин, Параджа­нов. Параджанов много интересного рассказывал, собирал слуша­телей, сверкал глазами и речами... Шукшин молчал, все эмоции вы­ражая на бумаге: много писал по ночам. Высоцкий тоже молчал, не пел, не говорил. Но совсем по другой причине: был поглощен Ма­риной. Иногда он клал подбородок ей на плечо, и они замирали в чем-то своем серьезном и значительном. На съемках «Четвертого» в Риге он совсем не пил... Помню тогда воздух в Дубулты и в Кемери: он был напоен их любовью. Вокруг Марины и Владимира почти зримо сиял нимб редкого чувства. Они и ходили всегда, взявшись за руки. Я смотрела на них и думала: как прекрасна жизнь, если та­кое возможно...»

Там же в Дубултах, на террасах крыши Дома творчества совет­ских писателей рижские журналисты А.Бауманис и О.Мартинсонс организовали встречу Высоцкого с самым любимым чехом Совет­ского Союза Карелом Готтом, концертировавшим в Риге. В то вре­мя исполнение чешским «золотым соловьем» старинных русских романсов неизменно приводило публику в трепет.

Они быстро нашли общий язык, перешли на «ты».

— Может быть, ты мог бы включить в свой репертуар не­сколько моих песен? — совершенно серьезно предложил Высоцкий и тут же рассмеялся. — Не пойдет, друг! Чтобы их петь, нужен низ­кий голос.

И действительно, бархатный голос Готта не сочетается с песня­ми Высоцкого. Тем не менее Готт записал песню «Jeden muzikant» («Один музыкант объяснил мне пространно...»), которая в 2000 году вошла в CD «Владимир Высоцкий на языках мира».

Сергей Параджанов и здесь остался самим собой. Однажды в гостиничном номере, где жили Высоцкий с Мариной, отключили воду, и они позвонили Параджанову, попросили оставить ключи от его номера у портье. Войдя в комнату, увидели на столе боржо­ми, фрукты, сигареты, лимонад.

— И это все? — удивился Высоцкий. — Что-то не похоже на Сергея, должен быть подвох.

Влади открыла дверь в ванную и радостно воскликнула:

— Смотри, Володя!

На душе Параджанов прикрепил букет — так, чтобы вода ли­лась на Марину из охапки алых роз...

Умер шут. Он воровал минуты —

Грустные минуты у людей.

25 июля — трагическая дата в судьбе Высоцкого.

А в 72-м в этот день в возрасте 37 лет ушел из жизни Леонид Енгибаров. Они не были друзьями, но Высоцкий очень любил и це­нил искусство «клоуна с осенью в сердце». Да и на клоуна Енгиба­ров не был похож... Он не проронил на манеже ни единого слова, но был абсолютно понимаем и детьми, и взрослыми. Он был Чаплином нашего времени.

Универсальность его осталась непревзойденной: акробатиче­ские трюки, жонглирование, балансирование на тросе и на пяти катушках... И в то же время он был не коверный комик, а ковер­ный трагик. Именно с Енгибарова, этого первого клоуна-философа, романтика, поэта, началась новая эра в искусстве клоунады. «Рус­ские артисты полностью изменили представление о клоунах, ко­торое сложилось у всех за последние сто лет... Самый интересный из них — Леонид Енгибаров...» — писал Доминик Жандо в «Исто­рии морового цирка». «Уйдя из жизни в тридцать семь лет, он ос­тался загадкой», — говорил о Енгибарове знаменитый клоун Юрий Никулин.

Вокруг имени Енгибарова, как это было и у Высоцкого, наслои­лось множество удивительных легенд, в большинстве своем взаи­моисключающих одна другую.

Впечатления военного детства обоих были абсолютно одинако­вы. Впечатлительному Лене запомнились ямы от фугасок, аэроста­ты над Москвой, витрины магазинов, заваленные мешками с пес­ком, бумажные кресты на окнах, очереди за хлебом, вой сирены воз­душной тревоги, военные песни, живые фашисты, которых вели по победившей Москве...

Они оба — Енгибаров и Высоцкий — один на арене, другой в стихах высмеяли любовь «дорогого Генсека» к наградам и самона­градам. По тому времени это был немыслимо дерзкий намек. Вы­соцкий сотворил свой театр авторской песни, а Енгибаров за год до смерти стал основателем «Эсцентрического театра Леонида Ен­гибарова», в котором был составлен авторский спектакль «Причу­ды клоуна».

Для массового зрителя впервые смертельные повороты их су­деб переплелись в фильме киностудии им. Довженко «Воспоми­нание» (1986 г.), где песня Высоцкого «Он не вышел ни званьем, ни ростом...» звучит на фоне кинокадров с Енгибаровым на аре­не цирка.

В тот июль в Москве стояла страшная жара, вокруг горо­да загорелись торфяные болота. Порой не разглядеть человека в нескольких метрах, нечем было дышать... 25 июля Енгибарову стало плохо, и он попросил свою маму — Антонину Андриановну — вызвать врача. Приехал врач — диагностировал отравление, выписал какое-то лекарство и уехал... Вскоре после его ухода Ле­ониду стало еще хуже. Матери вновь пришлось вызывать «ско­рую». Врачи не успели. Вскрытие показало, что причиной смерти стал тромб как следствие перенесенной недавно на ногах ангины. В день похорон после страшной многодневной жары разверзлись хляби небесные и затопило Москву — небо оплакивало велико­го артиста...

В августе Высоцкий в память о гениальном клоуне написал одно из самых своих пронзительных и горьких стихотворений:

Шут был вор: он воровал минуты —

Грустные минуты тут и там.

Грим, парик, другие атрибуты

Этот шут дарил другим шутам.

...........................................

В сотнях тысяч ламп погасли свечи.

Барабана дробь — и тишина...

Слишком много он взвалил на плечи

Нашего — и сломана спина.

Буквально все, что напишут и скажут о Енгибарове после его смерти, скажут о Высоцком в июле 80-го.

«Енгибаров вдруг очень высоко, на высокой ноте закончил свою жизнь» (Ролан Быков).

«Енгибаров — великий поэт движения. Гений. Имя его стало легендой» (Марсель Марсо).

«Леонид никогда не берег себя. Он прожил жизнь на зависть полнокровно. Умер, как и жил: резко и быстро. Как будто сам себя сжег» (Владислав Фиалка).