Адам Чарторижский - Мемуары

Король, рассерженный поступком генерала, в действительности заслуживавшим только одобрения, и видя в этом недостаток повиновения себе, отдал генерала под суд; генерал был осужден и получил свободу лишь благодаря вспыхнувшей в Швеции революции. Два другие генерала, накачавшись вдоволь в волнах залива, вернулись в Стокгольм с экипажем, умиравшим от усталости и стужи.

В Стокгольме разыгрались одна за другой ужасные сцены. Пароходы, которые король посылал с солдатами нового набора, плохо одетыми и снабженными плохим провиантом, возвращались в порты с замерзшими телами, и трупы эти приходилось топорами отдирать от мест, к которым они примерзли, и сбрасывать в море.

Одной из экспедиций, посланных на Аландские острова, король приказал употребить все усилия, чтобы удержаться на этих островах и дать скорее перебить всех солдат до последнего, чем уступить неприятелю хоть одну пядь земли.

Назло нелюбимым им жителям Стокгольма, король устроил госпиталь в опере и приказал хоронить мертвых в полдень, чтобы население Стокгольма не было избавлено от удручающих зрелищ.

Для усиления средств он произвольно увеличил налоги в четыре или пять раз, и тем довел обложение до такого уровня, при котором население, при всем желании, не могло аккуратно выплачивать налоги, так как их общая сумма превышала количество денег, находившееся в обращении во всем королевстве. Совет, которому по закону принадлежало право обнародовать приказы короля, отказался опубликовать этот приказ и послал своего президента, генерала Дронара графа Вахтмейстер, к королю с соответствующими представлениями. Король был чрезвычайно разгневан этим поступком и приказал, не переча его воле, через два часа объявить об увеличении налогов. Члены совета думали было подать в отставку, так как мера эта нарушала конституцию, но затем решили повиноваться, чтобы не запутывать и не ухудшить еще более положение дел. Несмотря на это, король сохранил вражду к тем, кто всего более настаивал на этом протесте, и в особенности к барону Штедингу.

Кроме вышеупомянутых трех экспедиций король послал еще и четвертую, составленную из гвардейцев, с приказом высадиться в Финляндии и идти к русской границе, к Выборгу. Так как экспедиция эта была послана совершенно отдельно от других войск и состояла всего из 2000 человек, то она, в конце концов, была вынуждена возвратиться в Стокгольм. Король пришел в ярость, осыпал гвардейцев оскорблениями и раскассировал их полки, оставив для себя только два немецких полка. Напрасно командовавший экспедицией генерал представил ему мемориал, доказывавший, что идти дальше было невозможно, что он ушел только после того, как потерял третью часть солдат, и что если кто должен был нести в этом случае наказание, то только он один, потому что гвардейцы лишь повиновались его приказаниям, — все было совершенно бесполезно, — король наградил генерала, но гвардии наказания не уменьшил.

По мере того как дела принимали все более и более плохой оборот, ярость короля увеличивалась. Он поклялся скорее пролить последнюю каплю шведской крови, чем согласиться на мир, называл изменниками всех, кто осмеливался говорить о мире, трусами — кто живым возвращался с поля битвы, сам же распоряжался военными действиями, руководясь текстом Апокалипсиса и течением небесных светил, описанным в астрологических альманахах. Столь безрассудное и самовластное поведение все сильнее раздражало умы. В мае организовался заговор с целью вывести королевство из отчаянного положения, в котором оно очутилось. Дворяне, оскорбленные выходками короля на норкопингском сейме и вследствие этого сложившие с себя дворянское звание, были самыми деятельными членами этого заговора. Но было необходимо, чтобы удар нанесла одна из армий. Всего скорее могла это сделать армия, находившаяся на Аландских островах, но она считала бесчестным оставить свой пост в момент ожидания битвы. Поэтому за это взялась западная армия, находившаяся в Норвегии. Подполковник Адлерспарре, арестовав прежде всех старших офицеров, в которых не был уверен, с отрядом в 6000 или 7000 человек направился к Стокгольму. Король был так мало любим, что узнал о приближении армии лишь тогда, когда она находилась уже близ самой столицы. Первым известил его об этом барон Штединг, но король не поверил своему бывшему слуге. Он все еще сердился на барона за инцидент в совете. Преданность, выказанная бароном при сообщении столь важного известия, о котором никто не смел заговорить с королем, только разгневала короля. Этому монарху невозможно было служить преданно. Он не доверял тем, кто был наиболее к нему привязан. Он заподозрил, что Штединг хитрит с ним с целью заставить его заключить мир, так как тот часто давал ему советы в этом духе. Король обращался с Штедингом то сурово, то с притворным расположением, но всегда питал к нему вражду, так как никогда никому не прощал даже воображаемых обид. Офицера, принесшего барону Штедингу это известие, он велел предать военному суду. Наконец, один курьер, бежавший от инсургентов, рассеял все сомнения короля. На мгновение он отдал справедливость барону Штедингу и хотел послать его навстречу восставшей армии, но барон ответил, что возьмет это на себя лишь в том случае, если король обещает заключить столь желанный для Швеции мир и объявить созыв сейма. Тогда король пришел в полную ярость, усмотрев в этих условиях стремление предписывать ему законы, стал грозить Штедингу отдачей под суд, на что тот ответил, что его невинность и законы Швеции защитят его. Кажется, это произошло в утро последнего дня, за несколько минут до начала революции.

Король, вместо того чтобы принять меры для успокоения умов, или же стать во главе войск, которые он успел бы еще собрать вокруг себя, и идти навстречу бунтовщикам, решился на бегство из Стокгольма в Сконию, предоставив административную власть и защиту столицы бургомистру. Для перевозки всего, что ему хотелось взять с собою, он велел выставить на каждой станции по 2000 лошадей и по 1500 лошадей для артиллерии.

Удалившись в Сконию, он намеревался собрать там армию и начать действия против инсургентов.

В два часа утра к королю позвали главного директора банка, гофмаршала Ферзена. Его величество, желая взять с собою все деньги, находившиеся в банке, приказал Ферзену выдать их ему. По существующим в Швеции законам банк находится под охраной государства, и король не имеет права самолично распоряжаться правительственными деньгами. Граф Ферзен вначале указал его величеству на невозможность исполнить это приказание, но, в конце концов, объявил, что ничего не может решать без своих коллег, и потому находит, что требования его величества должны быть предъявлены правлению банка. Король отпустил Ферзена, сказав, что так и сделает. Пока происходило все это, Стокгольм еще не спал. Случилось так, что в этот день давался большой бал, на который собрались все наиболее известные лица, поэтому намерение короля бежать, его приказы и действия тотчас же стали всем известны. Поднялась всеобщая тревога. Думали, что уже настала минута полного разорения страны; каждый был убежден, что если бы королю удалось исполнить свой план, гражданская война стала бы неизбежной. Ввиду наступившей крайности признали необходимым, чтобы министры, совместно с наиболее знатными лицами, отправились к королю, обрисовали ему положение вещей и убедили его отказаться от своего намерения. Но заговорщики, чувствуя всю несостоятельность подобной попытки, отправились к генералу Адлеркрейцу с заявлением, что он должен спасти отечество. Накануне генерал был у барона Штединга и откровенно говорил с ним. Но видя, что барон, хотя и не оправдывает поведение короля, все же предан ему, он умолчал о своих намерениях. Адлеркрейц ничего не обещал заговорщикам, заявив им, что решит, как надо действовать, смотря по тому, к каким результатам приведут уже принятые другими попытки.