Александр Поповский - Искусство творения

Следуя этой методике, генетика со временем сумеет оказывать медицине услуги. Изучив человека, как дрозофилу или как кукурузу, она откроет, что гангрена определяется геном, вызывающим отмирание тканей. Однако ген проявляет свои пагубные свойства лишь с прекращением кровообращения вокруг пораженного места.

Дальнейшие опыты установили, что силы сторон неравны и что всемогущие гены глубоко уязвимы. Так, ген горностаевой окраски отступает под воздействием температуры, у белого кролика местами появляется черная шерсть. Не выдерживает ген и других испытаний. Когда растения опускают в холодную воду или в раствор химикалиев, подвергая затем центрифугированию, или действуют на них лучами рентгена, гены сдают. У потомства растений возникают новые свойства. Так на опыте подтвердилось давнее пророчество одного из основателей новой науки — Чарльза Дарвина. Растения, подвергнутые превратностям природы, необычным и резким переменам, отвечают изменчивостью соответственно силе воздействия.

Читатель спросит, конечно: «Если условия внешней среды так ограничивают деятельность генов, призывая к жизни одних и отвергая других, не естественно ли признать эти именно свойства среды решающей силой, определяющей вид и его развитие?»

«Разумеется, нет, — возразит генетик. — В генах, заложены законы рождения и развития жизни. Препятствия, мешающие проникнуть в их сущность, будь то хотя бы капризная среда, лучше всего устранять. Генетические опыты должны производиться точно под колпаком, при неизменных условиях внешней среды…»

Учение о наследственном веществе, стойком и вечном, несущем в себе все свойства жизни: пороки и слабости, болезни и несовершенства, гениальности и убожества, — вскружило голову «друзьям человечества». С верой в науку, с помыслами, обращенными к грядущим векам, ученые возложили на свои плечи неблагодарную задачу: улучшить породу людей, изгонять вредное и сберегать полноценное.

В короткое время учение о генах дало новое доказательство «глубины» и «прозорливости». В хромозомах человека генетики больше разглядели, чем их собратья за тридцать пять лет у дрозофилы. Было точно установлено, какие именно болезни гены передают по наследству. Список охватил изрядный комплекс их: близорукость, воспаление слизистой оболочки носа, недостаточная кислотность желудочного сока, плоскостопие, ожирение, подагра, диабет, глухота, слепота, заболевания инфекционные, внутренних органов, желез внутренней секреции. По признакам внешнего уха и пальцевых линий удалось раскопать генов врожденных пороков. Они скрывались за внешне невинными проявлениями организма. Задержка развития зубов у детей, особая форма ушей, выпячивание нижней челюсти изобличали в человеке будущего преступника. Изучение близнецов, рожденных из одной яйцеклетки, дало генетикам возможность заглянуть в темную область, никем еще не обследованную. Именно тут себя раскрыли гены воровства и обмана, клятвопреступления и насилия, бродяжничества и склонности к абортам. Кстати, о бродяжничестве: ген-совратитель, толкающий мальчишек на бегство в Америку, к индейцам, на полюс, наследуется только линией мужской. Одна знаменитость полагала, что ген этот уцелел с тех далеких времен, когда люди вели кочевой образ жизни.

Противники антропогенетиков отказывались признавать неизменность конституции и не видели в генах виновников людского порока. «Питание, — возражали они, — способно в корне изменить состояние организма. Мыши, которых долго кормили мукой, постепенно лишались щитовидной железы. Кормление жирами или маслом, наоборот, развивало железу. Потребление очищенного риса приводит к отмиранию желез внутренней секреции, особенно зобной. А между тем идиотизм, кретинизм, карликовость и гигантизм — болезни якобы конституции — зависят именно от деятельности этих желез…»

Эти возражения не смущали, антропогенетиков. Уверенные в том, что хромозомы человека со своими «незримыми» генами позволили именно им — антропогенетикам — «проникнуть» в тайну истории, они возвестили миру, что северная, длинноголовая, голубоглазая и светловолосая раса индоарийского происхождения — лучшая на земле. В последнем ряду стоят неарийские расы, древние народы, гордые величием прошлого, утратившие, однако, все богатства своего генофонда. Их удел — гибель, и чем скорей она наступит, тем лучше.

Секта фанатиков с именем монаха на устах, как в пору средневековья, потребовала казней для носителей нечистого естества. Ни одно учение последних столетий не принесло человечеству столько горя и несчастий, сколько наука о генах. Тысячи жизней были грубо оборваны рукой изуверов.

Между тем садовники, огородники и земледельцы — славные внуки великих дедов — продолжали, творить свою новую науку. Природа щедро раскрывала им свои тайны, и они следовали за ней, гордые сознанием, что их искусство — искусство природы. Как и бессмертные предки их — патриархи с крепкими мышцами и зоркими всевидящими глазами, они умели сеять, пахать, сажать деревья, капусту, пускать в ход кирку и лопату. Как и деды, внуки верили, что почва и среда могут изменить организм растения и потомство его. Но не в пример предкам: потомки лелеяли дерзкую мечту ускорить работу природы, направить ее по своему усмотрению, не ждать ее милостей, а брать их.

Куда бы ни склонился их взор, они видели жизнь неоднородной. «В природе нет равенства, — убеждались они, — всюду — подобие». Ни на одной яблоне нет двух одинаковых яблок: одной величины, формы, цвета. Число зерен в колосе, суточный удой у одной и той же коровы, длина двух стеблей льна, вес сахарной свеклы среди десятка ей подобных, количество жира в семечках подсолнечника, время цветения отдельных растений хлопчатника, ржи и пшеницы — все различно. Природа не родит двойников. Эти люди знали причину такого разнообразия: одно зернышко упало на влажную землю и быстро взошло; другое, раненное мушкой-гессенкой, отстало; третье неглубоко заделали в почву. И на поле, и в саду, и на огороде таких примеров сколько угодно. В густом лесу сосна растет тонкой, высокой, без сучьев, а на просторе — толстоствольной, ветвистой. Лесной дуб несет желуди с пятидесяти лет через каждый шестой-седьмой год, а одинокий — с пятнадцати — двадцати лет ежегодно. Березка лесная зацветает в двадцать — тридцать лет, а одиноко стоящая — в десять — пятнадцать. Такова сила среды и слабость природы растения. Но если так всемогущи внешние условия и столь уступчив живой организм, что мешает им — огородникам, садовникам и земледельцам — действовать теми же средствами для собственной пользы? Они будут угадывать нужды растения и удовлетворять их, чтобы, изменяя эти нужды, переиначить со временем весь организм.