Джефри Робинсон - Ямани: Взгляд из-за кулис

Прошло еще несколько дней. По словам Фаллачи, она каждый день обедала и ужинала с Заки, Таммам и всеми их детьми, даже совершала вместе с ними длинные прогулки.

Но об интервью даже речи не было.

— Я не в силах понять этого человека. Я всегда чувствую себя неловко с арабами, потому что для меня это незнакомый мир. А о Ямани не знаю, что и думать. Может быть, он меня просто боялся. Но почему тогда он был столь преувеличенно вежлив, почему так радушно принимал меня в Таифе? Он даже устроил в мою честь прием. Но интервью не давал.

— Помню, его сын Хани уже начал подшучивать надо мной, ведь все в доме знали, что происходит. Все знали, что Ямани держит меня на крючке. Мы не раз прогуливались с ним в его, как он говорил, садике. Это был роскошный сад. Там росли помидоры, инжир. Он срывал инжир и клал мне его прямо в рот, что было не слишком приятно. Мне не хотелось есть инжир и не хотелось, чтобы мне его клали в рот. Но я понимала, что он хочет мне угодить и продемонстрировать свою благорасположенность.

В конце концов Фаллачи почувствовала, что больше не выдержит.

— Я пришла к нему и сказала: «Не понимаю, что происходит. Вы очень милы и оказываете мне исключительно любезный прием, но я приехала сюда не для того, чтобы развлекаться. Что я скажу моим издателям в Милане и Нью-Йорке?» По правде говоря, Ямани был даже не мил, он был просто обворожителен. Но он протомил меня ровно пятнадцать дней. На следующее утро я взяла интервью и в тот же день уехала.

Как уверяет Фаллачи, когда они наконец оказались в кабинете Ямани и собирались приступить к работе, он совершил поступок, который обидел ее больше, чем все остальное.

— Он включил свой магнитофон. Мне это очень не нравится, я считаю, что текст интервью является собственностью того, кто его взял. Я не люблю, когда интервьюируемые сами ведут запись. Получилось, что я записывала его, а он меня.

Ямани рассказывает эту историю совершенно по-другому.

По его словам, Фаллачи, приехав в Таиф, сказала, что еще не до конца подготовилась к работе. Прежде чем брать интервью, она хотела какое-то время понаблюдать Ямани. Но, подчеркивает Ямани, день для интервью назначила она сама.

Получилось так, говорит Ямани, что накануне он проработал у себя в офисе двенадцать часов. Вечером состоялось заседание кабинета министров. Он вернулся домой около одиннадцати, вымотанный до предела. И тут Фаллачи заявила: «Давайте примемся за дело прямо сейчас».

Ямани отказался.

Фаллачи пригрозила, что уедет.

Он приложил доставить ее в Джидду и отправить ближайшим самолетом домой.

Но она передумала.

На следующий день, как и было намечено ранее, он дал Фаллачи интервью, не оставив ни один ее вопрос без ответа.

Тут следует заметить, что Фаллачи известна своей особой, довольно нахрапистой манерой брать интервью. Но если бы не эта нахрапистость, люди, с которыми она разговаривает, не отвечали бы столь живо и ярко.

Интервью, которая она взяла у Ямани, и сейчас, много лет спустя, остается выдающимся образцом журналистской работы.

Вежливо побеседовав с Ямани о его семье и о домах, которыми он владеет, Фаллачи навела разговор на Ясира Арафата. Отлично зная, что в Соединенных Штатах Арафат имеет репутацию преступника и террориста, она попыталась раздразнить Ямани:

— Думаю, вы восхищаетесь Арафатом, — сказала Фаллачи.

Ямани уклончиво ответил, что многие считают Арафата трезвомыслящим политиком, человеком умеренных взглядов.

Фаллачи держалась жестко. Она сказала, что брала интервью у Арафата и что его взгляды отнюдь не показались ей умеренными. Он все время вопил, что Израиль должен быть сметен с лица земли, стерт с карты.

— Если бы Арафат не говорил таких вещей, — парировал Ямани, — у палестинцев не было бы шансов когда-нибудь обрести дом. Подчас людям приходится избирать резкий тон, у них просто нет иного выбора.

Когда они перешли к обсуждению роста цен на нефть, Фаллачи снова показала когти.

— Между нами говоря, Ямани, разве в ваших интересах доводить нас до катастрофы?

Ямани ответил, что Саудовская Аравия к этому отнюдь не стремится. Саудовцы, сказал он, отдают себе отчет в том, что крах американской экономики приведет к краху их собственную экономику. Проблема, по его мнению, в другом: некоторые члены ОПЕК не хотят взять в толк, что очередной скачок цен может в конце концов обернуться бедой. А кое-кого и вовсе не волнует положение дел в мировой экономике.

Фаллачи коснулась проблем, связанных с открытием эффективных источников альтернативной энергии, а затем вновь попыталась поддеть Ямани:

— Настанет день, когда мы уже не будем в вас нуждаться.

— К тому времени, — возразил Ямани, — мы будем так богаты, что вы будете в нас нуждаться по другим причинам.

— Вы и сейчас уже нагребли немало, ведь правда? — поинтересовалась Фаллачи.

— Да, — коротко ответил Ямани.

Теперь Фаллачи не относит это интервью к числу своих самых больших удач.

— Мне нравятся только некоторые места. Помню, он сказал, что саудовцы хотели бы импортировать воду, как мы импортируем нефть. Я ответила, что у меня есть земельный участок в Тоскане, где вода имеется в избытке, — и, если он пожелает, может ее у меня покупать. Это меня развеселило, потому что мы сбились с официального тона. Но в целом нашу беседу нельзя было назвать непринужденной. Ямани предельно вежлив и умеет обходить острые углы. Это великий дипломат. Через нескольких моих друзей я знаю, что он колебался, прежде чем дал согласие на встречу со мной. Честно говоря, я так и не смогла составить какое-то однозначное суждение об этом человеке. Я просто не знаю, что о нем думать.

Это был его первый настоящий отпуск за шестнадцать лет.

В апреле 1976 г. Заки и Таммам зафрахтовали яхту для путешествия по Карибскому морю. Поездка должна была стать для них чем-то вроде запоздалого медового месяца. Ямани пообещал Таммам, что не будет работать, даже снял с руки часы.

Супруги должны были отплыть из Саудовской Аравии. О яхте, на которой им предстояло путешествовать, не было известно ничего — Ямани знал только, что она будет большой.

Прибыв в порт, он узнал, что яхта принадлежит Аднану Касоги. Известие было малоприятным. Ямани не хотелось, чтобы в нем видели гостя Касоги. Еще больше ему не хотелось, чтобы так думал сам Касоги.

Но делать было нечего — не возвращаться же домой!

Заки и Таммам поднялись на борт; следующие пять недель они провели вдвоем, наедине друг с другом.

…Иногда Ямани возвращался к размышлениям о недвижимом имуществе, которым владел в Саудовской Аравии. И чем больше он размышлял об огромном капитале в виде недвижимости, который он составил за последние годы, тем яснее сознавал, что бум был абсолютно неестественным явлением.