Марк Рейтман - Знаменитые эмигранты из России

Пожалуй, одним из самых ожесточенных критиков Рахманинова был некий господин Каратыгин, обвинявший композитора чуть ли не в бесстыдстве, с которым тот «обнажает душу» перед широкой публикой. Критика его попросту карикатурна: «…эта самоуверенная бесцеремонность, с которой композитор постоянно преподносит нам обильные коллекции самых явных музыкальных трюизмов под гарниром из вкусно состряпанной, но в высшей степени поверхностной фортепианной, либо оркестровой орнаментики, весь этот ухарский жар и пыл рахманиновских «подъемов» в духе разбавленного Чайковского, все это, в силу какой-то странной психологической реакции, кажется тем более фальшивым, ходульным, дешевым, чем больше «искренности» и «души» чувствуется в каждом повороте рахманиновской музыкальной мысли». Злобный бред, хуже же всего то, что автор бреда действительно так думал, и у него было множество сторонников.

Вряд ли подобные высказывания особенно задевали Рахманинова, слишком они были несуразны, да и поклонников его творчества было очень много, а это что-нибудь да значит.

Особенно поддерживал Рахманинова видный московский критик Н. Д. Кашкин, друживший с Чайковским. Модернизм он определяет как «патологическое состояние» современного европейского искусства, проповедующего «полное оскотение». Тоже сильно сказано. Вот что пишет он по поводу Третьего концерта Рахманинова: «Новое произведение г. Рахманинова еще раз доказывает, что можно писать и в настоящее время в высшей степени интересные сочинения, не прибегая ни к каким изысканностям модернизма».

Был и еще один довольно известный критик (Сахновский), вставший на защиту реализма в целом и музыки Рахманинова в частности. Модернизм он именовал «осло-хвосто-эго-кубо-буйно-футуризмом», добавляя при этом, что данное направление, вернее, его представители, стремятся, «ничего достойного взамен не давая, забросать комьями грязи собственной, самомнимой бездарности Баха и Бетховена, Праксителя и Фидия, Рафаэля и Тициана».

Тот же самый Сахновский защищал Рахманинова от обвинений в подражании Чайковскому или кому бы то ни было еще. Да, действительно, Рахманинов следовал традициям великих русских композиторов, отнюдь не подражая им при этом, стиль у него был свой собственный, отличный от других.

Именно в связи с полемикой вокруг творчества Рахманинова в музыкальной критике затронут был тогда вопрос о взаимоотношениях композитора и слушателя. Споры спорами, а слушателей у Рахманинова было очень много, и они его по-настоящему любили, на что сторонники модернизма явно не желали обращать внимания, утверждая, что он лишь потворствует несколько даже низменным вкусам публики. Декаденты же, проповедовавшие искусство ради искусства, на мнение публики старались внимания не обращать, на отрицательные отзывы возражая: «Вы отстали совершенно безнадежно».

Именно тогда в защиту Рахманинова выступила и Мариэтта Шагинян: «У Рахманинова нет интереса к мистическим прозрениям, он весь на земле. Темы его или задушевны или трагичны, но всегда бесхитростны. «Я хочу быть человечной», — упорно говорит его музыка… И вот теперь мы присутствуем при зрелище столь же величественном, сколь незаметном, при зрелище, весь смысл которого уяснится лишь на отдалении, в перспективных стекляшках будущего, — присутствуем при борьбе за искусство музыки…»

За те два года, что Сергей Васильевич проработал в Большом театре, он почти ничего не сочинял, у него просто не было на это времени. Именно это и стало причиной принятого им решения оставить работу в театре и переключиться на композицию. Он стал достаточно известен и мог позволить себе такую роскошь.

На первых порах работа продвигалась с трудом, да это и неудивительно после двух практически бесплодных лет. Тем не менее уже летом 1906 года Рахманинов написал несколько романсов и начал работать над двумя операми: «Саламбо» и «Монна Ванна». К сожалению, ни та, ни другая так и не были закончены.

Следующие три зимы подряд Рахманинов провел в Дрездене, на лето же приезжал в Ивановку. Из-за границы он часто писал друзьям, делясь с ними впечатлениями, в особенности музыкальными: «За последнее время я слышал здесь (в Дрездене) много интересных вещей. Перечислю их: «Missa Solemnis» Бетховена, «Самсон» Генделя, «Hohe Messe» Баха и «Paulus» Мендельсона. Затем в театре видел «Тристана» и «Мейстерзингеров». Лучшее, что я тут назвал, это «Missa» Бетховена… Вчера вечером слышал в великолепном исполнении Девятую симфонию Бетховена. Что-нибудь лучше этой симфонии никто никогда не напишет». Письмо это адресовано Морозову (12 апреля 1908 года).

Интересно, что к музыке современных ему иностранных композиторов Рахманинов относится весьма прохладно, утверждая даже, что после одного из концертов заболел и несколько дней подряд чихал и кашлял.

Писал Рахманинов и М. С. и А. М. Керзиным, которые были основателями «Кружка любителей русской музыки». В концерты этого кружка нередко включались произведения Рахманинова, особенно романсы, которые чаще всего пел Леонид Витальевич Собинов.

В 1907 году Сергей Васильевич завершил работу над Второй симфонией. Впервые она была исполнена в январе 1908 года в Петербурге самим Рахманиновым. В том же самом 1907 году была написана фортепианная соната; затем в 1908-м он пишет симфоническую поэму «Остров мертвых» и Третий фортепианный концерт. И одновременно со своей композиторской деятельностью продолжает выступать как в России, так и в Западной Европе и Америке (поездка туда состоялась в 1909 году). Кстати, именно в Америке Сергей Васильевич впервые исполнил свой Третий концерт. Сам он рассказывал об этой поездке так: «Успех был большой, заставляли бисировать до семи раз, что по тамошней публике очень много. Публика удивительно холодная, избалованная гастролями первоклассных артистов, ищущая всегда чего-нибудь необыкновенного, не похожего на других. Тамошние газеты обязательно отмечают, сколько раз вызывали, и для большой публики это является мерилом вашего дарования».

Однако несмотря на столь громкий успех поездка, длившаяся три месяца, оказалась очень утомительной, и Рахманинов рад был вернуться домой.

Эти предреволюционные годы — с 1910-го по 1917-й— были очень продуктивными: Рахманинов пишет множество романсов и фортепианных пьес, прелюдий и этюдов; создается вторая фортепианная соната, «Колокола» — поэма для оркестра, хора и солистов; тогда же, а именно в 1910 году, Рахманинов обращается к церковной музыке и пишет «Литургию», а через несколько лет, в 1915-м, появляется «Всенощная».

Столь же интенсивной была и его исполнительская деятельность. Рахманинов-пианист играл в основном свои произведения, изредка включая в концертную программу произведения Чайковского, Листа и других композиторов. Когда же он выступал в качестве дирижера, то дирижировал, как правило, произведениями чужими (Чайковского, Бородина, Римского-Корсакова, Глазунова, Моцарта, Грига). Один из известных российских музыкальных критиков Н. Куров сказал тогда, что как дирижер Рахманинов «на голову выше других и в том числе европейских артистов».