Наталья Солнцева - Иван Шмелев. Жизнь и творчество. Жизнеописание

Севастополь 1920 г.

Русская армия, оставшаяся одинокой в борьбе с коммунизмом, несмотря на полную поддержку крестьян, рабочих и городского населения Крыма, вследствие своей малочисленности не в силах отразить нажима во много раз сильнейшего противника, перебросившего войска с польского фронта, и я отдал приказ об оставлении Крыма. Учитывая те трудности и лишения, которые Русской армии придется терпеть на дальнейшем горестном пути, я разрешил желающим оставаться в Крыму, и таких почти не оказалось. Все солдаты Русской армии, все чины Русского флота, почти все бывшие красноармейцы и масса гражданского населения не захотели подчиниться коммунистическому игу, они решили идти на вдвое тяжелое испытание, твердо веря в конечное торжество своего правого дела. Сегодня была закончена посадка на суда. Везде она прошла в образцовом порядке. Неизменная твердость духа флота и господство на море дали возможность выполнить эту беспримерную в истории задачу и тем спасти армию и население от мести и надругания. Всего из Крыма ушло 150 000 человек и свыше 100 судов Русского флота. Настроение войск прекрасное. У всех твердая вера в конечную победу над коммунизмом и в возрождение нашей Великой Родины. Отдаю Армию, флот и выехавшее население под покровительство Франции, единственной из великих держав, осознавшей мировое значение нашей борьбы [69] Марина Цветаева: «Берегите гнездо и дом…». Страницы русского лихолетья в творчестве поэта / Сост. Т. И. Радомская. М., 2005. С. 212. .

Шмелев эвакуироваться вместе с войсками Врангеля отказался, недооценив опасности. Возможно, поверил в обещанную большевиками амнистию.

Уже в ночь на 4 декабря арестовали Сергея — до возвращения в Крым он, офицер, воевал в составе Добровольческой армии в Туркестане. Как вспоминал Шмелев: «Бился на бронепоезде под Асхабадом, чудом спасся из красн<���ого> „кольца“, отступая (путь подорвали б<���ольшеви>ки), сами белые сожгли бронепоезд и отступали в кольце красн<���ых>-дик<���их>туркмен! Собирался командир застрелиться, но Сережа удержал его… — и спаслись!» [70] Письмо к И. Ильину от 29.03.1947 // Переписка двух Иванов (1947–1950). С. 108. Домой он вернулся больным туберкулезом легких, первопричиной этой болезни стало отравление газом во время мировой войны. В Алуште он служил в комендатуре при П. Врангеле. В письмах к знакомым Шмелев называл сына мальчиком. Арестованного мальчика отвезли в Феодосию. 10 декабря 1920 года от него пришло письмо, а 19 января 1921 года — последняя открытка, датированная 27 декабря 1920 года. Шмелевы пребывали в страшной тревоге: мальчик погибнет — у него чахотка. 29 декабря 1920 года Сергея приговорили к расстрелу. Месяц его продержали в подвале и вместе с другими заключенными казнили морозной ночью на окраине Феодосии в конце января 1921 года. Он был расстрелян, как писал впоследствии Шмелев адвокату Т. Оберу, помощником начальника особого отдела Третьей стрелковой дивизии Четвертой армии Островским.

29 января Шмелев увидел во сне сына: он пришел к отцу словно после дальней дороги, лежал, одетый в чистое белье. Перед 2 февраля еще сон: сын на аэроплане перевез Шмелева и Ольгу Александровну в Москву, высадил у Университета, университетские часы показывали без четверти семь вечера.

Трагедия Шмелевых — одна из множества. После эвакуации армии Врангеля оставшихся в Крыму офицеров, как и духовенство, солдат, промышленников, чиновников, репрессировали. Репрессиям подверглись и женщины, и дети. Шмелева вызвали на допрос и регистрацию, вслед за которой должен был последовать арест. Комиссар, очевидно читатель Шмелева, молча, кивком, отпустил его. По свидетельству писателя, во всех крымских городах без суда были расстреляны бывшие полицейские чины, а также служащие в милиции, тысячи солдат, ничего не понимающих в политике и служивших из-за нужды, все бывшие офицеры, в том числе явившиеся по требованию властей на регистрацию, а среди них и не участвовавшие в Гражданской войне, инвалиды мировой войны, старики. Погибло много татар. Были арестованы все прибывшие в Крым после Октябрьской революции без разрешения властей, многих из них расстреляли. По распространившимся в эмиграции сведениям, собранным по материалам бывших союзов врачей Крыма, в конце 1920-го — начале 1921-го года, за два-три месяца, в Севастополе, Евпатории, Ялте, Феодосии, Алупке, Алуште, Судаке и других местах без суда и следствия было уничтожено до ста двадцати тысяч человек. По официальным данным их было пятьдесят шесть тысяч. Например, по одной только Феодосии официально считались расстрелянными семь-восемь тысяч, но по версии врачей — более тринадцати тысяч. Максимилиан Волошин 15 марта 1922 года писал художнику К. В. Кандаурову: «Несколько цифр — вполне точных: за первую зиму было расстреляно 96 тысяч — на 800 тысяч всего населения, т. е. через 8-го. Если опустить крестьянское население, непострадавшее, то городское в Крыму 300 тысяч. Т. е. расстреливали через второго. А если оставить интеллигенцию — то окажется, что расстреливали двух из трех» [71] Купченко В. П. Киммерийские этюды. Феодосия, 1998. С. 40. . Карательными акциями руководили председатель Крымского военно-революционного комитета Бела Кун и секретарь Крымского областного бюро ВКП(б) Розалия Землячка (Самойлова). Позже, оказавшись в эмиграции, Шмелев надеялся на международное расследование репрессий. Но после крымской эпопеи Бела Кун был на руководящей работе в аппарате партии, Землячка занимала руководящие должности в наркоматах, в 1930-х стала членом ЦК партии и заместителем председателя КПК — Комиссии партийного контроля.

В дневниках жившей в Крыму в то же время, что и Шмелев, певицы Евфалии Хатаевой, позже эмигрировавшей с мужем, писателем С. И. Гусевым-Оренбургским, сначала в Китай, затем в США, есть запись:

Была объявлена в Симферополе регистрация оставшимся офицерам, была объявлена за подписью Бела Куна, главы Крымского Правительства, полная неприкосновенность личности зарегистрировавшимся. Пошли на регистрацию доверчиво, многие с радостью… И ни один человек не вернулся, ни один. А в Симферополе объявили митинг для оставшихся офицеров (после регистрации), окружили здание, вывели за город и всех из пулеметов. В Ялте, Феодосии было еще хуже…

Какой ужас, Господи, какой ужас! Ведь не писать об этом надо в ненужном дневнике, а надо кричать, негодовать, бить в набат. А мы почти спокойно об этом говорим. <���…>

А расстреляны были десятки тысяч. Когда Сергей Иванович хлопотал за сына писателя Шмелева, то он обращался к одному из членов обласкома (Бабахану). Тот спросил: «Он был офицер?» — Кажется… — «Значит, незачем узнавать о нем, был приказ расстрелять всех офицеров…» Нет, дальше, дальше из Крыма. Теперь существует здесь поговорка: «у нас только море да горе» [72] Хатаева Е. Жизнь в красном Крыму // Крымский альбом 2003 / Сост. Д. Лосев. Феодосия; М., 2004. С. 140. Сергей Иванович — Гусев-Оренбургский. .