Наталья Солнцева - Иван Шмелев. Жизнь и творчество. Жизнеописание

Шмелева и Ильина сближала антилиберальная направленность и отстаивание сильной государственности. В 1924 году в статье «Русское дело» Шмелев определил суть эмигрантского существования, цель общих усилий: Россия должна строиться и собираться. При этом в своих публикациях и письмах он, как Ильин, высказывался против социализма, тоталитарной, по сути рабовладельческой, системы, а также против национал-социализма.

Ильин усматривал суть национального сознания в национальной духовности, но в отличие от других толкователей русского характера, он выдвинул идею единства православия и воли, полагая, что именно они основополагающие в воспитании нового поколения русских. В 1925 году он издал книгу «О сопротивлении злу силою», которую поддержал Шмелев и которая в эмигрантских кругах вызвала полемику. По сути, Шмелев в споре Ильина с Толстым принял сторону Ильина. Возможно, уже тогда в сознание Шмелева закрались сомнения относительно некоторых философских сентенций Толстого.

Толстой непротивление злу полагал первейшей сутью христианства. Как он записал в дневнике 20 января 1908 года, «неследование закону непротивления пагубно тем, что уничтожает ту одну религию, которую исповедуют люди христианского мира» [206] Толстой Л. Н. Философский дневник. С. 341. . По Толстому, не надо бороться с преступниками, ведь бессмысленно бороться с бурями, с морозом; нужно просто делать свое дело, а преступника надо исправлять одного — себя. От насилия насилием избавиться нельзя. Он же полагал, что любовь к Богу узнается по любви к врагам: «Их-то нужнее всего любить для того, чтобы были те благие последствия, которые дает любовь» [207] Запись от 13.02.1908 // Там же. С. 349. .

В книге «О сопротивлении злу силою» Ильин заявил о философской слепоте Толстого и тем эпатировал интеллектуальную элиту эмиграции. Он считал, что суть учения Толстого сводится не к философии, а к морали, что моралью же подменен религиозный опыт. Мораль судит всякое религиозное содержание и подавляет эстетику; так, в «Воскресении» художественная образность уступила место нравоучительному резонерству.

Ильин выступил и против расширительного толкования толстовского учения, тем самым, по сути, указал современным мыслителям на их ошибку: Толстой не призывал к полному несопротивлению злу, его идея состоит в том, «что борьба со злом необходима, но что ее целиком следует перенести во внутренний мир человека…» [208] Ильин И. Путь к очевидности. М., 1993. С. 12. . Под злом Ильин понимал тяготение человека к разнузданию в себе зверя. Всякая зрелая религия, как он утверждал, учит человека борьбе со злом.

Сентиментальной иллюзией Ильин называл веру в то, что зло в злодее побеждено тогда, когда злодей прощен. Он разъяснял свое, истинное, как он полагал, понимание слов Евангелия «не противиться злому» (Мф. 5, 39): эти слова означают кроткое перенесение личных обид. Например: «Кто ударит тебя в правую щеку твою» (Мф. 5, 39, Лк. 6, 28) — Ильин выделял ключевые в евангельском тексте слова. Еще аргументы: «взять у тебя рубашку» (Мф. 5, 40, 42, Лк. 6, 29, 38); «Просящему у тебя», «взявшего твое» (Лк. 6, 30). Страстно доказывая свою правоту, прибегая к фигурам ораторской речи, Ильин писал: «Истолковывать этот призыв к кротости и щедрости в личных делах как призыв к безвольному созерцанию насилий и несправедливостей или к подчинению злодеям в вопросах добра и духа было бы противосмысленно и противоестественно. Разве предать слабого злодею — значит проявить кротость? Или человек волен подставлять нападающему и чужую щеку? Разве щедрость не распространяется только на свое, личное? Или растративший общественное достояние и отдавший своего брата в рабство тоже проявил „щедрость“? Или предоставлять злодеям свободу надругиваться над храмами, насаждать безбожие и губить родину — значит быть кротким и щедрым? И Христос призывал к такой кротости и такой щедрости, которые равносильны лицемерной праведности и соучастию со злодеями? Учение Апостолов и Отцов Церкви выдвинуло, конечно, совершенно иное понимание. „Божии слуги“ нуждаются в мече и „ненапрасно носят его“ (Римл. XIII, 4); они — гроза злодеям. И именно в духе этого понимания учил св. Феодосий Печерский, говоря: „…живите мирно не только с друзьями, но и с врагами; однако только со своими врагами, а не с врагами Божьими“» [209] Ильин И. Путь к очевидности. С. 81. . Конечно, рассуждал Ильин, Христос учил любви, Он не пожелал для себя обороны мечом («все, взявшие меч, мечом погибнут». Мф. 26, 52), но «ни разу, ни одним словом не осудил он меча. Ни в смысле организованной государственности, для коей меч является последней санкцией, ни в смысле воинского звания и дела» [210] Там же. С. 123. . Таким образом, государственность — идеал и Ильина, и Шмелева — немыслима без сопротивления злу силою.

Не всякое применение силы, по Ильину, есть насилие, при этом физическое понуждение должно осуществляться как необходимость, когда иные меры бессильны. В то же время борьба со злом, но ведомая злым и понуждаемая волей ко злу, не есть сопротивление злу, а есть служение злу. Ильин оправдывал физическое пресечение зла — такое пресечение, которое является религиозной и патриотической обязанностью человека и не является противодуховным, противолюбовным. Борьба со злом, по Ильину, есть проявление мироприемлющей любви. Ильин пришел к выводу о том, что любовь в толстовском учении подменена жалостливым состраданием. Толстого он рассматривал как сентиментального моралиста, любовь которого эгоистична: «Сентиментальный человек не уходит в то, что любит, и не отождествляется с любимым, не забывает себя» [211] Там же. С. 50. , сентиментальная любовь разъединяет людей.

Ильин, таким образом, не видел никакого противоречия между православным сознанием и волевой натурой. Он выступил против укоренившейся в русской мысли традиции проповедовать «наивно-идиллический взгляд на человеческое существо», в то время как «черные бездны истории и души обходились и замалчивались» [212] Ильин И. Путь к очевидности. С. 8. . Согласно такой традиции героические натуры показывались злодеями, а ипохондрики, лишенные воли, гражданских обязанностей, патриотически мертвые показывались как добродетели. Размышляя над статьями Толстого, Ильин писал о толстовском учении как о разновидности государственного и патриотического нигилизма.

Борьбу со злом Ильин рассматривал как героический акт. Сопротивляющийся оказывается в нравственно-трагическом состоянии, и выход из него доступен только сильным людям. Сильный человек «не бежит от конфликта в мнимо-добродетельную пассивность», он испытывает «духовное напряжение, которое необходимо для открытого и выдержанного приятия возможной вины» [213] Там же. С. 122. . Таким образом, меченосец решается ради борьбы с врагом Божьего дела на неправедный путь, на духовный компромисс.