Наталья Солнцева - Иван Шмелев. Жизнь и творчество. Жизнеописание

Маковский передал Буниным свою версию: «Шмелев неистовствовал, кричал о кружковщине и неуважении к писательскому званию. Всем было неловко. Ни Тэффи, ни Зайцев, ни Яблоновский его не поддержали, только Куприн пробормотал что-то несвязное о „Куполе Св. Исакия“» [288] устами Буниных. Т. 2. С. 189. . Маковский был раздосадован еще и тем, что Шмелев своим выступлением открыл Гукасову «карты, о которых ему не нужно было знать» [289] Там же. . Ходасевич, ранее высказавшийся в пользу «Истории любовной» и намеревавшийся писать о ней статью, теперь заговорил о неудачном конце этого произведения. Зайцев в отношениях Шмелева с Маковским увидел лишь личный фактор и, по сути, высказался против Шмелева, чем крайне его удручил. Зайцев писал Бунину 25 декабря 1928 года о том, что в результате нажил в лице Шмелева врага, что Шмелев ему надоел. Очевидно, имелся в виду воинственный настрой обиженного писателя. После обеда оба обменялись письмами. Шмелев упрекал Зайцева в нежелании вступиться за товарищей, Зайцев сожалел о том, что говорил со Шмелевым «не спокойно, а в нервном тоне», и высказался о неправильной форме поведения Шмелева: чтобы редакция начала печатать материалы, за которые заступался Шмелев, в частности Лодыженского, Чирикова, Сургучева, Амфитеатрова, ее необходимо переубедить: «В бою, в тоне нападения и ультиматумов этого достичь нельзя» [290] Там же. С. 67–68. . В письме Зайцев признал странным случай с «Панорамой», как признал неблагоприятной общую ситуацию в редакции: материально стеснили и его, и Мережковского, и Вейдле, и Муратова. Более того, рассуждая о двух путях разрешения отношений, то есть о революции в духе Струве или уступках, он не исключал для себя вероятности покинуть газету. Конфликт Шмелева и Зайцева коренился, по-видимому, в различии их темпераментов. Один — неистовый, другой — терпимый. Как писал о Зайцеве литературный критик А. Бахрах: «Он был глубоко религиозен, религиозен по-церковному, но был искренне терпим, и, как мне кажется, жила в нем религия сердца, скорее чем религия ума или чувства. <���…> Литературные вкусы Зайцева были шире, чем у многих его сверстников» [291] Бахрах А. Бунин в халате. По памяти, по записям. М… 2005. С. 384. .

Наступление на Маковского желаемых результатов не принесло. Например, в 1929 году Маковский шесть недель продержал статью Шмелева о книге очерков героя Первой мировой войны, кавалера ордена Св. Георгия капитана К. С. Попова «Гг. Офицеры» (1929). Шмелев скандалил у Гукасова, но редакция все же посчитала статью тенденциозной и претенциозной. Шмелев передал ее в еженедельную газету «Россия и славянство». 8 июня в «России и славянстве» было напечатано письмо Шмелева, в котором он объявил о своем разрыве с «Возрождением»:

Многоуважаемый г. Редактор, Благоволите напечатать следующее мое обращение к моим читателям и к русской зарубежной общественности: «За последние полтора года моей работы в газете „Возрождение“ я не раз испытал от заведующего лит. частью г. Маковского ничем не объяснимое насилие и „строгую цензуру“ над моими статьями, причем не всегда мог добиться достойной поддержки ох редакции и издательства. Продолжая во многом разделять национально-патриотическое направление газеты, я все же прекращаю свою работу в ней, чтобы оберечь свободу писателя от насилия, а писательское свое лицо — от искажения.

Прошу русские зарубежные издания не отказать мне в напечатании этого заявления».

С совершенным уважением к Вам.

Сотрудничество с «аполлончиками» и эстетами-богоискателями, как отзывался писатель о своем окружении в «Возрождении», закончилось. На следующий же день, 9 июня, откликнулся Бальмонт: «Очень огорчил нас Ваш малый вопль по поводу этой помойки, „Возрождения“, где Вы столько намучились» [292] Встреча: Константин Бальмонт и Иван Шмелев. С. 111. . Разорвал все отношения с газетой и Амфитеатров, который писал Бунину 15 мая 1929 года: «В „Возрождении“ меня нет потому, что я оттуда ушел. Следовало это сделать еще прошлою осенью, но тогда меня просили подождать Шмелев и Братство русской правды, и я напрасно послушался. Нельзя. Уж очень бесцеремонно распоясались Маковский, Ходасевич и прочие, „ультра-фиолетовые“, как звал эту публику покойный Арцыбашев. Дошло до форменной цензуры статей, выкрадывавшей мнения автора и подменявшей их своими собственными» [293] Цит. по: Казнина О. А. Начало газеты «Возрождение»: 1925–1927. С. 90–91. .

Шмелев вернулся в «Возрождение» лишь в 1934 году — только после того, как оттуда ушел Маковский. Позже в предисловии к изданию мемуарного сборника «На Парнасе „Серебряного века“» (1962) Маковский назвал многих писателей эмиграции продолжателями «русского дела» [294] Маковский С. Портреты современников. М., 2000. С. 257. , верными национальному долгу людьми. Среди перечисленных — а это Бунин, Мережковский, Г. Иванов, Ходасевич и другие — оказался и Шмелева.

Благоприятно сложились отношения Шмелева с «Россией и славянством» — преемницей «России» Струве. «Россия» закрылась 10 марта 1928 года из-за отсутствия средств, и с 1 декабря, на деньги, полученные Струве от чешского правительства, начала выходить еженедельная газета «Россия и славянство». Кандидатура Струве на пост главного редактора любой газеты не могла удовлетворить З. Н. Гиппиус, и она старалась убедить сербского лингвиста профессора Александра Белича, принимавшего горячее участие в добывании денег на русские издания, предпочесть Струве кого-нибудь другого. В письме к Ходасевичу от 12 декабря 1928 года она сетовала: Белич не признает ничьих влияний… Ходасевич интриг Гиппиус не одобрял, и в более раннем письме, от 4 декабря того же года, советовал ей оставить Струве в покое и не испытывать удовлетворения от того, что его деятельность прервана, административно задавлена.

Писателю были близки усилия газеты по распространению национально-освободительных идей, объединению славянского мира и веры в сильную Россию. Отвечало настроениям Шмелева и негативное отношение газеты к религиозным воззрениям Бердяева, и критическая оценка распространенной в литературной и общественной жизни психологии лишнего человека, и ориентация на созидательные, волевые идеи классиков, Пушкина прежде всего, Достоевского как автора «Бесов» и «Дневника писателя», Лескова как выразителя почвы и христианской культуры. Высшим проявлением жизнеспособности, творческой силы газета полагала произведения Бунина и Шмелева. Особенно были оценены произведения Шмелева 1930-х годов: «Богомолье», «Лето Господне», «Родное». Критическим было восприятие творчества Алданова, с которым у Шмелева впоследствии отношения необычайно обострились; в «России и славянстве» сложилось мнение об Алданове как писателе, не укорененном в отечественной почве и выразителе скепсиса. Справедливости ради следует отметить, что в 1929 году газета все-таки приветствовала выход в свет романа Алданова «Ключ». Полемические отношения существовали между «Россией и славянством», прежде всего К. Зайцевым, и автором работ о немецких романтиках, о театре Ф. Степуном, который мировоззренчески был антитетичен Шмелеву: Степун в своих философских воззрениях опирался на романтизм, полагая его актуальным для русской ситуации, Шмелев же ввел в свой лексикон словечко «степуновщина», которое означало самолюбование и любомудрие.