Наталья Солнцева - Иван Шмелев. Жизнь и творчество. Жизнеописание

Память обращала его к «Последней любви» (1852, 1854) Ф. И. Тютчева: «О, как на склоне наших дней нежней мы любим… Продлись, продлись, очарованье… Ты и блаженство, и безнадежность». 3 сентября 1941 года он написал Ольге Александровне, что каждый день жизни — благословение. Он обращался к ней: «Родная моя, свет мой неупиваемый!», «милая-чудесная», «милая, светлая моя», «неупиваемая радость».

Она — Светлая и Святая Дева. Даже так. И он, конечно, вспоминал пушкинскую «Мадону» (1830): «…моя Мадона, чистейшей прелести чистейший образец». Еще он видел в Ольге Александровне свою Анастасию — предвечный идеал. Потому он послал ей в 1941 году «Неупиваемую чашу», и надпись на книге смущала откровенностью его самого: «Моей светлой душе — Ольге А<���лександровне> Б<���редиус>-С<���убботиной> — первое отсвет-страдание ее, ныне явленной мне» [502] И. С. Шмелев и О. А. Бредиус-Субботина. Т. 1. С. 697. .

Они перешли на «ты» . То «ты» , то «вы» . Он полюбил ее исступленно.

Эта любовь придала ему силы жить и надеяться: она в письме от 15 сентября 1941 года назвала его не только далеким другом, но и дорогим, и родным, и милым, и неоцененным; она писала ему, что думы ее о нем — прекрасные и нежные. На следующий день она написала стихотворение, в котором выразились и обожание, и одухотворенная любовь к нему:

Она решилась отправить ему это поэтическое признание только 6 октября, но и в ее сентябрьских письмах он уже почувствовал зарождающееся чувство к нему. И он тоже понял, что любит…

Простите, милая, простите… о, прости, мой Ангел, как я нежно-свято люблю Вас, Оля моя… славяночка моя — царевна! Замученное сердце полно последним жаром, все оно горит непостижимо, так нежданно… я же давно его утратил… — мне казалось так! Я недостоин, я не смею, — вот мое твердое признание: я не смею, я кощунствую, я — пусть изнемогаю от «огня», — нет, я не смею. А теперь… читаю Ваше письмо… я не смею верить… но я читаю, я знаю, как Вы чисты, как Вы правдивы, как недосягаемо правдивы! — я… я для Вас не только автор… я для Вас и живой еще..! Вот, моя гордыня… ви-дите? где же гордыня-то..? я взгляда вашего не стою… так я себя скрепляю… тушу огонь свой… в мыслях оскорбить страшусь… О, несказанная… я так растерян… все во мне мутится, — Боже, это Ты говоришь? Не Темный это льет в душу мою свет… Твой это свет… в мои потемки… Да ведь Ты, Ты, Господи… все, все , так все направил, так ясно показал слепым глазам… — так все начертал… Когда смотрю на эти годы, на это откровенье с неба… на этот «случай», на мой вскрик, на скорбь Вашу, далекую, в день Вашего Рождения… на эту книжку… на эти 9 мес. «разлуки», внешней только, и как зрел плод … во мне зрел, и я чувствовал, как зрел он… эти девять месяцев разлуки я был светел… это был свет в сердце… это был шепот воскресавших надежд, возвращаемых утрат… когда все вижу… — Ты, Господи, жизнь мне возвращал… — а я, видите ли… я все не верил, я страшился омрачить сердечко Ваше… Как я Вас люблю..! это нельзя измерить, у меня нет мерок слова теперь в этом , слова мне непокорны… разбежались… истаяли и потускнели, мои слова, покорные мои рабы… творцы! Девочка моя светлая, как я люблю тебя, как нежно гляжу в твои глаза… как пальчики твои целую… я плачу, я не могу больше говорить… ничего не вижу, вот пишу… Прости меня, прости, родная, мой Бог, моя нетленная, ласточка… ты залетела в мое сердце, ты, и как там неуютно… ну, побудь немного, я так счастлив… ну, умчишься, но ведь ты была в нем… — это безмерность счастья для меня… это величайшая, слепящая награда, не по заслугам… это щедрость Бога, это твое великодушие, это — кровь твоя, родная… только потому все это… Мы так похожи, до… оглушенного «непониманья»! [504] И. С. Шмелев и О. А. Бредиус-Субботина. Т. 1. С. 117–118. .

Он признавался ей, что так никогда еще не любил. Письмо написано 20 сентября. В этот же день она ответила ему письмом, в котором призналась, что грустила о нем, а 23 сентября — о том, что полюбила его: «Да. Я люблю Вас тоже. Давно, нежнейше и полно, и свято! Люблю» [505] Там же. С. 129. .

Не встречаясь, общаясь лишь эпистолярно, они нуждались друг в друге. Шмелев по ее умным и светлым письмам создал образ, к которому обратил свою любовь, и она это понимала. Опасаясь разочаровать его, предостерегала: у меня скверный характер, я не богиня, могу быть неприятной… Возможно, она была влюблена в явление по имени Шмелев. Он знал, что внешне давно уже не привлекателен, писал ей о том, что некрасив. Знал, что женщину влечет к мужчине не только внешность и не только физическое общение. Понимал, что сила дарования в мужчине притягательна. Во время публичных чтений он замечал обращенные на него страстные, благодарные женские взгляды. Он позже признавался Ольге Александровне, что, раздражая своим дарованием чувственный инстинкт женщин, осознавал их готовность отдаться ему духовно и телесно. Но после гибели сына он ни разу не изменил жене.

К О. А. Бредиус-Субботиной он испытывал чувство, которое сам называл нестеровским. И страсть — и поклонение, и нежность — и любовь умственная. В ее же любви было больше преклонения.

24 сентября он предложил ей стать его женой — законной. Как он выразился — брачной. Она не могла с такой же стремительностью принять его предложение: у нее — муж, и он человек прекрасный, в нем нет грубой силы, он любит Россию, а еще Бредиусы — авторитетный в Голландии род и так просто развестись не дадут… С мужем расстаться не может, но Шмелева любит «безумно, до смерти, исступленно» [506] Письмо от 4.10.1941 // И. С. Шмелев и О. А. Бредиус-Субботина. Т. 1. С. 165. , зовет его в Голландию — и все ему отдаст, что в ее сердце, и не считает это грехом — ведь она нежность свою ни у кого не отнимает, ведь на нежность ее никто и не посягает… Грехом не считает, но лгать тяжело. Она встречает почтальона на пороге, забирает письма Шмелева и объясняет дома, что это… так… писательская поэзия, перед которой она преклоняется. Шмелев же, не замечая сложности ее положения, запрашивает ее о любимых духах: ландыш? грэпэпль?