Жорес Медведев - Никита Хрущев

Естественно, что Хрущев хотел бы воспользоваться своим преимуществом. Беда только, что Гитлер тоже так думал. Рейн, Австрия, Данциг, Чехословакия – все шло для него хорошо, пока не погасли огни. Хрущев, быть может, не будет испытывать свое счастье таким образом, но все-таки он может пойти на это. Здесь-то и кроется опасность».

Хотя на Кеннеди и оказывалось сильное давление, он не спешил принимать вызов в невыгодных условиях. Он решил вначале просто познакомиться со своим противником и предложил провести встречу с Хрущевым в одной из нейтральных стран. Хрущев принял это предложение, и скоро все узнали, что встреча состоится в Вене 3–4 июня 1961 года.

Н. С. Хрущев выехал из Москвы поездом 27 мая, два дня провел на Украине – в Киеве и в Каневе у могилы Тараса Шевченко. Затем в Словакии Хрущев встретился с президентом ЧССР А. Новотным. 2 июня Хрущев прибыл в Вену. Но и Кеннеди выехал в Европу в конце мая. В Париже он долго беседовал с де Голлем, а в Лондоне с Г. Макмилланом.

3 июня произошла первая встреча Хрущева с Кеннеди. Журналисты Н. Литошко и М. Подключников писали в эти дни: «Нельзя закрывать глаза на трудности и сложности происходящей сейчас в Вене беседы. Ее участники – люди разного склада ума, убеждений, воспитания и традиций. С одной стороны, сын рабочего и сам рабочий, закаленный в боях революционер, убежденный коммунист, неутомимый борец за мир и дружбу между народами, руководитель могучей социалистической державы. С другой – сын миллионера и сам миллионер, набожный католик, человек, выражающий интересы своего класса, защищающий политику самой большой страны капиталистического мира» [135] .

В течение 3 июня и на следующий день Хрущев и Кеннеди встречались несколько раз. Это не были формальные переговоры, и по их окончании не было опубликовано никаких соглашений или коммюнике. Как говорили затем Хрущев и Кеннеди, их встречи происходили в атмосфере доброжелательности, при которой оба государственных руководителя откровенно, но вежливо изложили свои точки зрения. Д. Кеннеди, выступая в США по телевидению, сказал: «Я отправился в Вену для встречи с руководителем Советского Союза господином Хрущевым. Мы вели трезвые и интенсивные беседы, и я считаю своим долгом искренне и открыто рассказать об этих беседах. Г-н Хрущев и я имели весьма широкий и откровенный обмен мнениями по важнейшим проблемам, разделяющим сейчас наши две страны… Ни одна сторона не проявила невежливость, никто не выступал с угрозами и ультиматумами. Никаких преимуществ не было сделано или получено. Никаких решений не было принято и не планировалось, не было достигнуто никакого значительного прогресса, да мы и не претендовали на это» [136] .

Как вспоминал позднее посол США в СССР Ч. Болен: «…В ходе самой дискуссии в Вене Кеннеди допустил ошибку. Он позволил вовлечь себя в псевдоидеологическую дискуссию о марксизме и роли колоний, т. е. по предметам, которые Хрущев, благодаря многолетней тренировке, трактовал мастерски. Кеннеди знал марксизм, но был непривычен к большевистской логике. “Вы хотите уничтожить влияние моей страны там, где оно традиционно существовало, – говорил президент, – вы хотите ликвидировать свободные системы там, где они существуют”. За это Хрущев назвал Кеннеди колониалистом, который тормозит мировой прогресс, а себя – освободителем. “Идеи коммунизма не остановить. Однако это в решающей мере зависит от воли самих народов”… После первого тура переговоров Кеннеди был подавлен. Он оказался неспособен заставить Хрущева понять, что новое американское правительство ищет мира, базирующегося на реальном балансе сил… Главное впечатление, возникавшее от встреч, состояло в том, что Хрущев пытается запугать нового президента жестким тоном бесед. Меня это не впечатляло, может быть, потому, что я много раз слышал, как Хрущев использует этот язык. А может, я неверно понял Хрущева. Возможно, он просто испытывал Кеннеди. Если так, то он скоро получил ответ. Вскоре после возвращения в Вашингтон Кеннеди обратился к нации с телевизионной речью, в которой объявлял об угрозе Берлину со стороны Хрущева и о мобилизации резервистов» [137] .

И действительно, в свете последующих событий можно утверждать, что Хрущев и Кеннеди не слишком хорошо поняли друг друга. Каждый из них недооценил своего противника. Лучшее понимание пришло не из вежливых бесед в Вене, а в ходе двух крупных международных кризисов: Берлинского в 1961 году и Кубинского – в 1962-м.

Германский и более узко – Берлинский вопрос являлись одной из главных тем на Венской встрече. Кеннеди постарался со всей определенностью разъяснить Хрущеву, что безопасность Запада связана с безопасностью ФРГ и Западного Берлина, с присутствием Запада в Берлине и свободным доступом в этот город. «Это, – заявил Кеннеди, – наше право, а не молчаливое согласие, и мы полны решимости сохранить это право при любом риске». Но не прошло и двух месяцев после встречи в Вене, как разразился острый кризис, получивший название Берлинского.

Он не был случайным. Известно, что мирного договора с Германией не существовало и новые западные границы СССР, Польши и Чехословакии не имели поэтому достаточно прочной юридической основы. Возникшие на немецкой земле два государства ФРГ и ГДР не входили еще в Организацию Объединенных Наций и враждовали друг с другом. ФРГ стала важным участником военного блока НАТО, тогда как ГДР вошла в военную организацию Варшавского договора. Советский Союз имел дипломатические отношения с ФРГ, но западные страны отказывались установить дипломатические отношения с ГДР, как и правящая партия ФРГ – Христианско-демократический союз, которая не признавала германских границ. Но, несмотря на враждебные отношения, между ФРГ и ГДР не существовало обычной государственной границы, а имелась «секторальная» граница, установленная в 1945 году союзниками при разделении Германии на зоны оккупации. Они не препятствовали передвижению немцев из одной Германии в другую. Чисто символическими являлись и границы между Западным и Восточным Берлином. Город имел единую систему транспорта и единое коммунальное хозяйство. Многие граждане Восточного Берлина работали в Западном и наоборот. Для перехода из одной части города в другую не требовалось никаких документов.

Сложившееся положение создавало больше трудностей для Восточной, а не для Западной Германии. Восточная Германия и в прошлом была менее развитой в экономическом отношении. Эта часть страны сильнее пострадала от военных действий в 1944–1945 годах и от репарационных платежей. Общий уровень жизни в ГДР был ниже, чем в ФРГ. Власти Восточной Германии не слишком огорчались, когда с Востока на Запад уходили бывшие промышленники, крупные и средние землевладельцы, богатые крестьяне, недовольные происходящими в ГДР социальными преобразованиями. Все чаще, однако, из ГДР в ФРГ уходили квалифицированные рабочие и дипломированные специалисты. Иногда около 1/3 выпускников технических вузов ГДР уходили жить и работать в ФРГ, где они получали значительно более высокую заработную плату. Такая «утечка умов» была заметной потерей для ГДР. Как и в других социалистических государствах, в ГДР существовали низкие розничные цены на основные продукты потребления. Многие жители ФРГ считали выгодным для себя покупать эти товары в ГДР. Особенно много покупок такого рода делали жители Западного Берлина. Так как низкие цены на потребительские товары субсидировались из государственного бюджета, экономика ГДР терпела слишком большие убытки. По подсчетам экономистов, общие потери страны из-за открытых границ составляли до 15 млрд марок в год.