Федор Раззаков - Кумиры. Тайны гибели

В начале 70-х в Советском Союзе не было популярнее пародиста, чем Виктор Чистяков, который так виртуозно имитировал голоса звезд отечественной эстрады, что равных ему практически не было (разве что Геннадий Дудник, но тот специализировался на артистах-мужчинах, в то время как Чистяков мастерски подражал даже женщинам).

Между тем свою карьеру Виктор Чистяков начинал как драматический актер: после окончания театрального училища он работал в Ленинградском театре имени Комиссаржевской. Там же в качестве артистки трудилась и его молодая супруга Наталья Рыбакова. Однако в театре карьера Чистякова не складывалась, и он по-настоящему был занят всего лишь в одном спектакле – в «Принце и нищем». Поэтому параллельно он решил податься на эстраду. Еще в студенческие годы Чистяков виртуозно имитировал голоса популярных эстрадных исполнителей и теперь решил заняться этим профессионально. Именно на этом поприще его и поджидал поистине феноменальный успех. То, как он пародировал популярных артистов – в особенности хорошо у него получались женские голоса, приводило в неописуемый восторг публику. Чего нельзя было сказать о самих пародируемых. Например, Людмила Зыкина сильно злилась, когда слышала свои песни в исполнении Чистякова.

Между тем успех, обрушившийся на Чистякова, окрылил его. И он решил уйти из театра и перебраться в Москву. Однако переехать в столицу оказалось делом непростым. Какое-то время супругам Чистяковым просто не везло. Например, главреж Театра на Таганке Юрий Любимов согласился было взять Чистякова к себе в труппу, но с условием – без жены. Виктор от такого варианта отказался. Другой известный режиссер – Марк Захаров – от услуг Чистякова отказался сразу, объяснив, что не видит в нем театрального артиста. И только главреж Театра имени Гоголя Борис Голубовский «клюнул» на Чистякова и его жену, рассчитывая с их помощью осуществить постановку комедии «Тетка Чарлея». Ранней осенью 1971 года Чистяковы перебрались в Москву и поселились в общежитии театра на улице Чехова. Тогда никто из них и в страшном сне не мог себе представить, что одному из них жить осталось всего-то ничего – восемь месяцев.

Вспоминает Г. Бардин: «Мы познакомились в 1971 году в большом актерском общежитии, где в трех комнатах жили тогда актеры Театра имени Гоголя. В одной из комнат жил я, в другой – один актер нашего театра, а третья освободилась после того, как актеры-молодожены получили квартиру. В освободившуюся комнату и должны были приехать артисты из Ленинграда. Поначалу мы даже не знали, кто именно приедет. Потом прошел слух, что едет артист Виктор Чистяков с женой. На него Борис Голубовский собирался ставить «Тетку Чарлея». В театре было настороженное отношение к этому, потому что все мы знали Чистякова как эстрадную звезду, а не как драматического актера. Театр – сложный организм, и нового человека чаще встречают в штыки, пока он не проявит себя. Так что Чистяков еще не приехал, а коллектив уже был как-то настроен против него, тем более что сферы влияния у нас были поделены, и при вечном лозунге театра «Против кого дружите?» выходило тогда, что дружили против новичка из Ленинграда.

И вот Виктор с Натальей приехали, поселились у меня за стенкой. У нас была одна кухня, один туалет, общий телефон, который с его приездом трещал не переставая. Виктор с людьми сходился не сразу, всегда давал почувствовать дистанцию. И по телефону, и в обычном общении просил называть себя Виктором Ивановичем, а было-то ему двадцать восемь лет. Он не любил панибратства, тем более что уже вошел в плеяду лучших эстрадных артистов Советского Союза. Требовал к себе соответствующего отношения, и, надо сказать, заслуживал его. Вообще, чувство собственного достоинства у него было развито, но никогда не переходило в настырность, в наглость. Наоборот, в этой хамской стране он хотел отгородиться от норм общепринятых хотя бы этой формой общения: «Виктор Иванович», «вы». Мы тоже вначале были на «вы», ну а потом уж как-то разговорились один-другой раз и перешли на «ты».

Волею судьбы в Москве Чистяков прожил чуть меньше года. Стать настоящим москвичом и окончательно завоевать эстрадный олимп ему помешала трагическая случайность. События развивались следующим образом.

18 мая 1972 года в 10.38 утра Виктор Чистяков должен был вылетать в Харьков на празднование 25-летия местной оперетты. Однако в силу двух обстоятельств – того, что в эту ночь он лег спать около четырех утра (был в гостях у поэта Юрия Энтина, а потом дома долго подписывал свои фотографии для поклонников), и своей привычки везде и всюду опаздывать – он и в это утро проспал дольше обычного. И, когда встал, поняв, что опоздал, решил лететь следующим рейсом. Это было возможно, поскольку концерт был назначен на вечер. Однако супруга устроила ему истерику, и он сорвался из дома, даже не побрившись и не позавтракав. Он даже не успел заехать к Энтину на Балаклавский проспект (хотя это было по пути во Внуково), чтобы забрать свои темные очки, забытые им накануне. Но на самолет он все-таки успел, причем только по одной причине: летчики долго выясняли отношения со своим руководством, отказываясь лететь на этом самолете, поскольку он уже выслужил свой летный срок. Однако пилотов удалось уговорить, им сказали: это харьковский самолет, вот и перегоните его в Харьков и поставьте на прикол. Пока летчики ругались, Чистяков успел на этот самолет, уже практически опоздав на него.

Вспоминает Ю. Энтин: «Я ему говорил: «Давай я тебе заплачу! Только не летай, потому что ты просто себя истощаешь. Нельзя бесконечно делать одно и то же, тем более тебе так трудно. Готовься к своим мультипликационным ролям, давай поговорим лишний раз спокойно, без суеты, будет полезно подумать о тетке Чарлея, и вообще нельзя такое количество концертов давать!» Я даже угрожал ему! И он мне тогда поклялся, что это будет в последний раз, что больше он не будет летать, просто сейчас надо немного заработать…

Поскольку Витя обещал к нам заехать за очками, мы встали в девять утра. Налили кофе (крепкий кофе он обожал, это был для него как наркотик, он постоянно его пил и никогда не успевал позавтракать), сделали какие-то бутербродики, чтобы Витя перекусил на ходу. Стали ждать. Десять часов – его нет. Позвонили Наташе, которая сказала, что, скорей всего, он опоздал, потому что проспал, встал поздно, не позавтракал, выскочил и помчался в аэропорт: «Не знаю, успеет или нет, но, по-моему, не должен успеть», – сказала Наташа.

Ну, не успел – так не успел. Прошло какое-то время, часов в двенадцать – в час она нам позвонила: «Странно! Ничего не понимаю! Сейчас мне позвонили из Харькова и сказали, что самолет вроде не приземлился, что Вити нет». Звонили устроители его гастролей. На это я сказал, что раз он опаздывал, то, скорей всего, полетит другим самолетом. Подумал, что все это ерунда, не придал никакого значения. Но через некоторое время Наташа снова позвонила и сказала, что все это очень подозрительно, ей вновь из Харькова позвонили и сказали, что не только Виктор, но и все другие артисты, которых ждали, не прилетели. Мы почувствовали в ее голосе тревогу, сели на машину и примчались. Стали думать: что делать, куда звонить? Появился Хазанов. Кто-то нам объяснил, что нужно звонить в аэропорт и говорить кодовую фразу: «Нет ли замечаний по рейсу?» Тогда нам ответили, что замечания есть. У нас началась паника. Мы все почувствовали недоброе. Вскоре пришло сообщение, что самолет разбился…»