Сергей Нечаев - Талейран

Итак, почва была подготовлена, и теперь нужно было найти подходящего оратора для выступления в доживающем свои последние дни Конвенте. Мадам де Сталь для этой цели выбрала Мари Жозефа де Шенье, брата знаменитого поэта, казненного в 1794 году. Но тот не был знаком с Талейраном и не обязан был выступать в его поддержку. Но мадам де Сталь прибегла к испытанному средству: она обратилась к его любовнице (своей хорошей подруге), и после недолгого сопротивления Мари Жозеф де Шенье сдался. А 4 сентября 1795 года он выступил с речью в Конвенте. В ней он, размахивая руками, заявил:

— Я требую у вас Талейрана! Я его требую во имя многочисленных услуг, оказанных им, во имя национальной справедливости! Я его требую во имя Республики, которой еще пригодятся его таланты! Во имя вашей ненависти к эмигрантам, жертвой которых, как и вы, он мог бы стать, если бы подлецы смогли победить!

Его пламенная речь завершалась словами о том, что он предлагает «стереть имя Талейрана из списков эмигрантов и декретом подтвердить, что он может вернуться на французскую территорию» [132] 116 Salle. Vie politique du prince de Talleyrand. P. 107. .

Слова Мари Жозефа де Шенье вызвали восторг депутатов, и «под гром аплодисментов они решили, что Талейран может вернуться на территорию Французской республики. Обвинение против него было снято» [133] 117 Борисов. Шарль-Морис Талейран. С. 61. .

В результате Талейран вновь пересек Атлантику и в июле 1795 года прибыл в Гамбург.

В Гамбурге он повстречался со своей бывшей любовницей мадам де Флао, которая как раз в этот момент планировала свой новый брак с 37-летним маркизом де Соуза Ботельо, португальским послом в Дании.

В своих «Мемуарах» Талейран пишет: «Госпожа Флао, находившаяся в Гамбурге, как казалось мне, не была расположена известить меня об этом. <���…> Она опасалась, чтобы я не послужил препятствием к ее браку с португальским посланником» [134] 118 Талейран. Мемуары. С. 146. .

Безусловно, это означало окончание каких-либо отношений с Аделаидой Эмилией, женщиной, родившей от Талейрана внебрачного сына.

Там же, в Гамбурге, находилась и мадам де Жанлис, которую Талейран нашел мало изменившейся в сравнении с тем, какой он знал ее в Париже и в Англии.

После Гамбурга Талейран перебрался в Амстердам, провел там пятнадцать дней, потом заехал в Брюссель, а 21 сентября 1796 года приехал в Париж. Подобная «неторопливость» объясняется очень просто: «…несколько месяцев Талейран посвятил наблюдению, он хотел быть убежден в том, что кровавый режим точно прошел» [135] 119 Touchard-Lafosse. Histoire politique et vie intime de Charles-Maurice de Talleyrand. P. 109. .

О пребывании в Америке в своих «Мемуарах» он потом сделал следующий вывод: «Я провел там около тридцати месяцев без иного повода, кроме желания удалиться из Франции и Англии, и без иных интересов, кроме наблюдения и изучения этой великой страны, история которой только начинается» [136] 120 Талейран. Мемуары. С. 145. .

И действительно, в Америке Талейран не только спекулировал землями. Он изучал страну и ее обычаи. Кстати сказать, про его жизнь в Америке рассказывали одну вещь, резко обрисовывающую его характер. Якобы он постоянно притворялся, что не понимает ни слова по-английски, но один эмигрант, хорошо знавший его, уверял, что Талейран отлично владеет языком, но скрывает это для того, чтобы знать все, чтобы при нем говорили не стесняясь, рассчитывая на его непонимание.

Это позволило Талейрану хорошо узнать Америку и прийти к ряду очень важных выводов. И, прежде всего, он стал сторонником идеи, что великим державам необходимы колонии. Казалось бы, мысль не новая. Но во Франции, похоже, никто уже и не думал об этом. Тем не менее Франция должна была «не только сохранить свои заморские владения, но и приобрести новые. Основные направления ее колониальной экспансии — Африка и Египет. Так, за несколько лет до “египетской экспедиции” Бонапарта его будущий министр внешних сношений уже думал о ней» [137] 121 Борисов. Шарль-Морис Талейран. С. 52. .

С другой стороны, находясь в Соединенных Штатах, Талейран понял, что рано или поздно большая часть колоний Франции все равно отойдет от нее. И он предусмотрительно писал:

Если подобные события неизбежны, то нужно, по меньшей мере, задержать их наступление и с выгодой использовать время, которое нас от них отделяет [138] 122 Poniatowski. Talleyrand aux Etats-Unis. P. 226. .

Анализировал Талейран и взаимоотношения между Англией, Францией и США. В результате уже 1 февраля 1795 года он отправил лорду Лэнсдауну большое письмо, в котором сделал следующий вывод:

Америка вся английская, а это значит, что Англия имеет все преимущества перед Францией в том, чтобы получить от Соединенных Штатов всю ту пользу; какую одна нация может получить от существования другой [139] 123 Petty-Fitzmaurice. Life of William, Earl of Shelburne, Afterwards First Marquess of Lansdowne. P. 466. .

Причин тому Талейран выделял несколько: общность языка, общность законодательства и т. д.

Он писал лорду Лэнсдауну:

Побывайте на заседаниях конгресса, местных выборных органов. Последите за дискуссиями, предшествующими подготовке национальных законов. Что цитируют? Где берут аналогии? Где ищут примеры? — В английских законах; в обычаях или постановлениях парламента Великобритании [140] 124 Там же. P. 468. .

А вот перспектива франко-американского сближения представлялась Талейрану сомнительной, и он завершал свое письмо такими словами:

Американцы останутся независимыми, и они будут полезными Англии в большей степени, чем любое другое государство [141] 125 Там же. Р. 475. .

Что же касается французской внешней политики, то ей, по мнению Талейрана, не следовало «ориентироваться на сближение и тем более на соглашение или союз с Соединенными Штатами. Из этого и предлагалось исходить французской дипломатии» [142] 126 Борисов. Шарль-Морис Талейран. С. 54. .

Приехав наконец в Париж, Талейран думал, что вернулся в родной город. Но на самом деле он оказался в «мире, более для него чужом, чем охотники из Массачусетса. Это был Париж Директории. На следующий день после смерти Робеспьера Париж вздохнул с облегчением, открыл ворота тюрем и ринулся в залы для балов. От полицейской тирании все опрокинулось в сторону самой исковерканной распущенности. Это не имело ничего общего со свободой» [143] 127 Orieux. Talleyrand ou Le sphinx incompris. P. 241. .

В день в Париже проходило по двести балов. Все словно сошли с ума. Формальным главой Директории, состоявшей из пяти человек, был виконт Поль Франсуа Жан Николя де Баррас, бывший морской офицер и бывший член Конвента. Его близкими подругами были Жозефина де Богарне (будущая жена Наполеона Бонапарта) и Тереза Талльен. Он был очень элегантным сорокалетним мужчиной, но совершенно «никаким» в области управления. Однако этот недостаток у него в полной мере компенсировался навыками в области интриг. Здесь Поль Баррас был непревзойденным королем.