Виктор Фрадкин - Дело Кольцова

Сложной и разносторонней была творческая и общественная деятельность Кольцова, но надо сказать, что его личная жизнь сложилась тоже непросто и нелегко. Он был женат трижды, хотя в общем, это не такое уж редкое явление. Я уже упоминал о том, что в 1918 году в Киеве возникла его близость с актрисой Верой Юреневой и она стала его женой, несмотря на значительную разницу в возрасте (Юренева была старше лет на пятнадцать.) То был подлинный брак по любви. Но конкретные жизненные обстоятельства — беспокойная журналистская деятельность Кольцова, систематические продолжительные гастрольные поездки Юреневой по стране — не позволили им создать нормальную семью. Не было и детей. И неудивительно, что пути их разошлись, хотя осталась прочная и нежная дружба. Их отношения в последующие годы ярко характеризует открытка, посланная Кольцовым Вере Юреневой из Испании:

«Кутя! Можете себе представить? Еду по дорогам Испании. Гренада, Кордова и тому подобные Толедо. Чуть ли не в каждой деревушке — кабачок, куда Дон Кихот вместе с Санчо Пансой заходил выпить стаканчик вина, чуть ли не за каждым поворотом — та самая мельница, с которой Дон Кихот сражался… Но сегодня я потрясен: мы остановили наш автомобиль, чтобы долить в радиатор воды, и на придорожном столбе прочел название поселка: „Фуэнте Овехуна“… Хотел что-то кому-то объяснять, о чем-то кричать, но сообразил, что кричать, в сущности, не о чем. Между прочим, я здесь сообщил в интервью, что у нас Лопе де Вега ставится, и с успехом. А здесь он совсем не ставится. Вернее, так же часто, как у нас, скажем, „Бесприданница“… Если бы Вы сюда приехали со спектаклем, все бы здесь потряслись… Все здесь очень интересно — много пищи для ума, а также для сердца. Вот приеду, все расскажу. Целую Вас, спасибо за записочку.

Ваш Мих. К.»

Необходимо пояснить, что «Фуэнте Овехуна» — название спектакля, который с большим успехом шел в Киеве в 1918 году и в котором Вера Юренева играла роль Лауренсии, своего рода испанской Жанны д’Арк, мужественной девушки, страстно призывающей народ на борьбу с вторгшимися в страну чужеземными захватчиками.

Итак, Кольцов и Юренева расстались. Это произошло в 1922 году. А вскоре, приблизительно через год, Михаил Ефимович познакомился на каком-то вечере с Елизаветой Николаевной Ратмановой, женщиной, обладавшей, несомненно, сильным, волевым характером, далеко не глупой, далеко не красавицей, но отличавшейся весьма своеобразной, запоминающейся внешностью. Через довольно короткое время они поженились. Родители и брат этот брак встретили неодобрительно, Елизавета Николаевна не пользовалась большой любовью ни у кого из близких Кольцову людей. (Между собой они ее именовали Лярва.) Видимо, в конце концов это стало ей известно и она как-то задала брату Михаила вопрос:

— Скажите, пожалуйста, Боря. Что значит — Лярва?

Тот смутился и невнятно пробормотал:

— Понятия не имею. В первый раз слышу…

Ратманова, теперь — Кольцова, была, в общем, неплохой журналисткой, хотя звезд с неба не хватала. Она отнюдь не была и, что называется, «домашней хозяйкой», а принимала активное участие в общественной жизни, вникала во все дела Кольцова.

После его ареста Елизавета Николаевна официально отреклась от своего мужа.

Рассказывала секретарь-стенографистка Кольцова Нина Павловна Прокофьева, по мужу — Гордон. Она встретилась на улице с Елизаветой Николаевной, вернувшейся в Москву из Испании, где работала корреспондентом ТАСС. (Это было уже после ареста Кольцова.) Гордон, муж Нины Павловны, был тоже репрессирован.

— Что же, Ниночка, — довольно игриво обратилась к ней Елизавета Николаевна, — придется нам искать новых мужей?

— Нет, Елизавета Николаевна, — сухо ответила Нина Павловна. — Я буду ждать своего.

Между прочим, оформив развод с «врагом народа» Кольцовым, Ратманова впоследствии дважды выходила замуж: за академика Стыриковича и за известного в свое время искусствоведа Бабенчикова.

Елизавета Николаевна снова появилась на горизонте в 1954 году, после посмертной реабилитации Кольцова, с претензией на предоставление ей авторских прав на литературное наследие Кольцова. Борис Ефимов, ставший по решению Союза писателей единственным наследником по литературным правам своего брата, принципиально этому воспротивился. Попытки Ратмановой затеять судебный процесс ни к чему не привели. Ей пришлось удовлетвориться достаточно крупной суммой, которую Ефимов счел нужным ей подарить, — все же она была когда-то женой его родного брата.

…В 1932 году Кольцов, находясь в командировке в Берлине, познакомился с немецкой писательницей и журналисткой-антифашисткой Марией Грессгенер, подписывавшей свои произведения псевдонимом Мария Остен. Между ними возникли дружеские взаимоотношения, перешедшие вскоре в близость. Мария Остен стала фактической женой Михаила Кольцова. На официальный развод Ратманова категорически не давала согласия, да Кольцов и не очень настаивал.

Мария Остен до своего знакомства с Кольцовым несколько раз бывала в Советском Союзе. Несмотря на острый ум и наблюдательность Мария Остен не смогла за эти кратковременные поездки понять сущность строя и власти СССР, она видела только красивый фасад и слышала только громкие лозунги.

А в Германии к власти стремительно шел Гитлер. Быть коммунистом становилось крайне опасно. И когда Кольцов предложил Марии переехать в Москву и работать здесь, Остен охотно согласилась. Ей пока все нравилось в Москве. Она с увлечением окунулась в журналистскую деятельность — ее корреспонденции и очерки появлялись на страницах многих московских газет и журналов. Она возобновила свои старые знакомства в среде творческой интеллигенции, заводила новые, радовалась гостеприимству и общительности окружающих ее людей, словом, жила полноценной интересной жизнью, не опасаясь никаких «наци». И самое главное, что рядом с ней был человек, которого она любила, — Михаил Кольцов.

Помимо своей работы Мария Остен помогала Кольцову в его журналистской деятельности. Она часто ездила с ним во всевозможные командировки, как по Советскому Союзу, так и за рубеж. Одна из таких поездок была особенно примечательной — в Париж в 1933 году для освещения Лейпцигского процесса о поджоге рейхстага. (Визу на въезд в Германию фашистские власти Кольцову не дали.) Кольцов и Остен поселились в Париже, где собирали информацию о процессе. Как-то, выкроив несколько дней, они отправились в Саар (область, в то время отделенную от Германии по условиям ее капитуляции после

Первой мировой войны). В Сааре вскоре должен был состояться референдум по вопросу о присоединении его к Германии, и Кольцов хотел узнать, какие настроения в области и каков может быть результат этого референдума. А ведь Саар был до войны, да и оставался одной из самых индустриальных и богатых ценными полезными ископаемыми территорий, и присоединение его обратно к Германии означало усиление ее военного потенциала.