Сергей Бойко - Шарль Перро

Перро, как и все французы, ненавидел Мазарини и с удовольствием писал пародию на него. Но иногда его собственные переживания — причем восходящие к его раннему детству — выходили на первый план. Вместо того чтобы каждой строкой «бить» по Мазарини, он — вольно или невольно — нацеливался на своих родителей, которые лишили его детских радостей.

Вот, например, Эней, блуждая по Парижу, попадает внутрь одного из домов:

«В этом фрагменте, — пишет профессор Марк Сориано, — быть может, отражена одна из сцен жизни семьи Перро, конечно, не такая, какая произошла на самом деле, а такая, как ее прочувствовал ребенок: суровый отец, который кричит и гневается, а рядом с ним виновник или виновные дети».

А вот Эней встречается со своим отцом Анхисом в том месте, где нет ни мук, ни наказаний. Рядом с отцом ангелы, которые хотят напиться воды из реки Леты, чтобы уйти в мир живых. Не понимая их странного желания, Эней восклицает:

«Если попытаться проанализировать эту пародию, — продолжает Марк Сориано, — мы снова увидим в ней произведение молодого человека, который воспринимает свое детство как мучение и который ни за что на свете не хочет вернуться в ту пору, которую называют счастливой».

В «Мемуарах» Шарль Перро рассказал о том, как была написана «Шутливая Энеида», и затем добавил:

«Таким образом, перевод был закончен, и, переписав его как можно красивее, я включил в текст две прекрасные гравюры, выполненные китайскими чернилами. Этот манускрипт находится на полке среди семейных книг».

…Он еще не знает, что борьба «нового» с «древним» в литературе станет смыслом его жизни. Но уже начинает эту борьбу своей поэмой. Пока, правда, будущий спор ассоциируется у него в большей степени с освобождением от родительской власти, с порывом к независимости. Отсюда его злопамятность, а временами даже потеря контроля над собой и отсутствие чувства меры.

Неизвестно, читал ли Мазарини «Шутливую Энеиду». Вероятнее всего, читал, ибо он был хорошо осведомлен и о положении на парижских улицах, и о памфлетах, направленных против него.

4 октября королева издала указ, по которому парламенту были даны неограниченные права. Казалось, достаточно небольшого усилия — и королевская власть рухнет. Но сделать это усилие члены парламента не решились. Мощное народное восстание могло переброситься из Парижа на всю Францию и вместе с королем смести сам парламент. Так еще раз в истории случилось то, что и должно было случиться: руками народа добившись своей цели, буржуазия предала этот народ. Парламент прекратил давление на власть и распустил народное ополчение.

Нерешительность парламента быстро заметили при дворе, и двор возвратился в Париж. Растерянность покинула Анну Австрийскую настолько, что она решилась на шаг, на который не решалась даже накануне «года баррикад». В канун Нового года она наконец согласилась сочетаться браком с кардиналом Мазарини. Это был вызов всем, кто ограждал ее власть и кто ненавидел Мазарини. Правда, брак был тайным, и даже после него влюбленные ходили друг к другу лишь по специально вырытому для них потайному ходу.

Между тем армия принца Конде, высвободившаяся после заключения Вестфальского мира, подступила к Парижу. И нацелила на город жерла своих пушек. Теперь лишь присутствие короля в столице давало парижанам гарантию спокойствия и безопасности. Однако рано утром 5 января королевский двор бежал из столицы. Анна Австрийская настолько осмелела и настолько уверилась в верности армии, от которой еще недавно убегала, что решила натравить ее на восставших.

Шарль одним из последних узнал об этом и почувствовал тревогу. Теперь войскам ничего не мешало взять и разграбить Париж. А в столице началась паника. С шести часов утра 5 января горожане заперли все городские ворота и не давали выехать из Парижа тем, кто стремился в новую королевскую резиденцию — Сен-Жермен. Через улицы протянули цепи, тех из беглецов, кто сопротивлялся, убивали. Лишь одиночкам удалось вырваться из столицы.

— Канцлер едва спасся, — рассказывал Николя за ужином, — и то только потому, что переоделся в платье капуцина. Госпожа Бриенн, чтобы безопаснее бежать из Парижа, переоделась монахиней, а младший Бриенн и его брат притворились школьниками с книгами под мышкой. Что касается Бриенна-отца, который со своим родственником аббатом Эскладье силой хотел проложить себе дорогу, то он вынужден был выстрелить из пистолета, дабы беспрепятственно пройти через толпу народа. При этом Эскладье получил удар алебардой в бедро.

В народе говорили, будто королева велела сжечь Париж, а жителей — заморить голодом. В парламенте тоже ничего не знали о намерениях королевы. Депутация, посланная в Сен-Жермен, вернулась с позором: ее не приняли. И тогда парламент снова решил перейти в наступление. Он принял декрет, объявлявший кардинала Мазарини вне закона:

«Так как Мазарини есть главный виновник всех беспорядков в государстве и несчастий в настоящее время, то парламент объявляет его нарушителем общественного спокойствия, врагом короля и государства и повелевает ему сегодня же удалиться от двора, а через восемь дней выехать за пределы королевства. По истечении означенного времени парламент повелевает всем подданным короля преследовать его; запрещает кому бы то ни было его принимать; приказывает, кроме того, произвести в сем городе для означенной цели набор воинов в достаточном числе и сделать распоряжения касательно безопасности города как внутри, так и вне оного, а также снабжения конвоем лиц, подвозящих припасы с той целью, дабы оные свободно и безопасно могли быть доставляемы и привозимы».