Эрнст Юнгер - Излучения (февраль 1941 — апрель 1945)

Кирххорст, 23 января 1945

В то время как умерший отец мне снится часто и осмысленно, сновидения о сыне пока темны. В его смерти есть еще что-то невыясненное, что-то, с чем нельзя примириться, что-то неумиротворенное. Прошлой ночью Перпетуя видела о нем первый отчетливый сон. Она была в больнице и встретила его в коридоре; он испугался, увидев ее. Он был уже очень слаб и умер у нее на руках; она слышала плеск смертельного пота.

Вторжение русских в Восточную Пруссию и Силезию. Новые попытки преградить этот прорыв, пока не закончилась мясорубка на Западе. Энергия, атлетическая воля удивительны; правда, разворачиваются они только на кривой плоскости, множа бездуховность и приводя к гибельным результатам. Это уже не война, вот почему политика, по Клаузевицу, не должна доводить до таких ситуаций.

Памятник в Танненберге, как сообщают сводки, взорван, и тело Гинденбурга переправлено в безопасное место. Старик не находит в гробу покоя, да и был он всего лишь привратником, швейцаром Кньеболо, коему хоть и сопротивлялся, но думал все же использовать; тот его, однако, перехитрил.

Кирххорст, 24 января 1945

Ночь, богатая сновидениями. Я очутился в незнакомой местности, пейзаж которой оживляли пестрые птицы на дороге, ведущей через лес, но местами проходящей через шахты метро. Слева на груди, под пальто, я нес прильнувшего ко мне светлого голубя, справа — темную летучую мышь. Оба существа, из коих особенно дорогим мне было темное, иногда улетали, снова возвращаясь ко мне, как в свое гнездо. Сновидение было красивым и утешительным.

В эти дни я часто рассматривал фотографии Эрнстеля, по-новому размышляя о фотографии вообще.

Никакой снимок не может соперничать с хорошей картиной в той области, где управляет искусство и где господствуют идеи и сознание. Но фотографиям присуще другое, затемненное свойство — снимок по сути своей есть теневая картина. В нем запечатляется что-то от сущности человека, от его излучения, он является его оттиском. В этом смысле снимок родствен Писанию. Вспоминая, мы листаем письма и фотографии. Этому неплохо помогает вино.

Кирххорст, 26 января 1945

Прошли две недели с тех пор, как я получил извещение. Снова начал работать. Закончил переписывать родосский дневник, осталось переписать его начисто. У меня нередко создается впечатление, что я доверяю бумаге то, что уже пожелтело от дыхания пламени.

Продолжаю кораблекрушения. Постепенно появляются мысли общего свойства. Так, корабль представляет порядок, государство, статус. Во время кораблекрушения вместе с досками распадается и эта связь, и человеческие отношения нисходят на элементарный уровень. Они становятся физическими, зоологическими или каннибальскими. К чистой механике относятся отрубленные руки, о которых все время идет речь. Спасательные шлюпки вмещают только определенное число людей; всякий лишний, цепляющийся за них, грозит их потопить. То, что команда, спасаясь от губительного переполнения, пускает в ход весла, ножи и топоры, — в порядке вещей. Иногда при этом соблюдают некоторую видимость организации, как, например, в 1786 году во время крушения португальского флагмана «Святой Иаков» у скал Восточной Африки. Команда переполненной до отказа лодки выбрала командира, предоставив ему абсолютную власть, — им стал индус-полукровка благородного происхождения. Он довольствовался тем, что легким движением пальца указывал на самых слабых, и их тут же сбрасывали в воду. Обычно в таких ситуациях власть выискивает точки наименьшего сопротивления. И когда дело доходит до каннибальской операции, останавливаются на юнге, как об этом рассказывает и Бонтеко.

Командиров, которых в таких случаях назначает корабельная команда или которые сами навязываются ей, можно назвать «черными капитанами»; с насилием и беззаконием они расправляются пиратским способом. При крушении «Батавии» у одинокого острова Новоголландского побережья один из таких предводителей, по имени Корнелис, после того, как ему была передана власть, каждого, кто не подпадал под его планы, приказывал умертвить. Он распределил добычу, причислив к ней пятерых женщин из состава пассажиров. Одну из них он оставил себе, другую, дочь посланника, пообещал своему лейтенанту, трое остальных были переданы команде для общего пользования.

Кораблекрушение ставит вопрос: существует ли порядок выше государственного? Только такой порядок может стать спасительным, как мы видели это на примере Питкэрна. Каждая команда вольна здесь выбирать.

Опустошение Восточной Пруссии и Силезии сопровождается сценами, каких не знает европейская история; это напоминает разрушение Иерусалима. Преследование евреев содержит страницы, не известные его слепым исполнителям; так, оно отменяет Новый Завет и устанавливает ветхозаветные законы.

Кирххорст, 27 января 1945

Сильные холода затянулись. По слухам, на дорогах и в открытых вагонах замерзло много детей, беженцев из восточных провинций. Пришло время чудовищных расплат за счет невиновных.

После полудня со старым Кернером в лесу для разметки деревьев, поскольку наш уголь на исходе. Были также на болоте; маленькая березовая роща по-прежнему на месте. Из-под топора проступала светлая и блестящая древесина, — записывая цифры, я видел в них, как в зеркале, отца, приобретшего этот лес. Древесина — вещество удивительное, достойное почитания.

На обратном пути побеседовал со стариком; как у многих наших нижнесаксонских крестьян, добродушие сочетается у него с каменным сердцем. Это натуры, которые даже в кругу собственной семьи нередко ступают по трупам. Среди прочего он пересказал мне сцену из своей юности, когда, отчасти пьяный, отчасти же представляясь таковым, он поймал свою жену с дружком, тщетно дожидаясь fait accompli. [315] Буквально: совершившийся факт, вещественная улика ( фр .).

Кирххорст, 28 января 1945

В церкви, где шла панихида по Эрнстелю. Завтра два месяца, как погиб наш сын. Для меня он всегда будет той частью, которую можно взять с собой: в сокровищнице своей души Omnia mea mecum porto; [316] Все свое ношу с собой ( лат .). это изречение своевременней, чем когда бы то ни было.

Кирххорст, 29 января 1945

Дальше о кораблекрушениях. Удивительна судьба команды португальского куттера, в 1688 году потерпевшего катастрофу у отмели Каламианских островов. Оставшиеся в живых первую половину года питались на этой неплодородной земле морскими черепахами, которые туда приплывали откладывать яйца, а вторую половину — мясом и яйцами олуш, больших морских птиц, выводивших птенцов в песке. Обе породы животных сменяли друг друга. Тамошнее пребывание длилось шесть лет, потом птицы исчезли. Потерпевшие, коих число сократилось до шестнадцати, принялись за строительство лодки или, скорее, некоего подобия ящика, — его сколотили из сволоченных деревьев и законопатили смесью из птичьих перьев, песка и черепашьего жира. Для прошивки употребляли крепкие жилы черепах. Из птичьих крыльев сшили парус. На этом судне им удалось достичь южнокитайского порта, откуда миссионеры переправили их в Макао.