Эрнст Юнгер - Излучения (февраль 1941 — апрель 1945)

Кирххорст, 11 апреля 1945

На рассвете нас разбудил грохот танков. Штелльские орудия в бой не вступили. Ибо их расчет ночью скрылся, взорвав пушки последними снарядами и расправившись со своим фельдмейстером, пытавшимся бежать, переодевшись в штатское. Это был тот самый человек, который мечтал сровнять с землей лагеря военнопленных. И вот теперь его труп лежит в пожарном депо.

В девять часов мощный, все более нарастающий размалывающий звук оповестил о прибытии американских танков. На улице ни души. Глазу, ослепленному утренним светом, улица видится еще оголенней, будто из нее выкачали воздух. В этой полосе, как уже не раз бывало, я чувствую себя последним, кто обладает командной властью. Вчера в связи с этим отдал единственный приказ: занять позиции противотанковых заграждений и затем отойти, как только покажется острие танкового клина.

Между тем, как и всегда в таких ситуациях, о чем мне докладывают наблюдатели, разыгрываются непредвиденные сцены. Заграждение расположено в «оборонительном кустарнике» старого ландвера у Данны, возле участка леса, когда-то приобретенного моим отцом. Там появились двое неизвестных и заняли позицию у опушки, вооружившись фаустпатронами. Головные танки замечают их и останавливаются, так как нужно время, чтобы отрядить стрелков, которые разоружат и возьмут их в плен.

Затем приходит еще один странник-одиночка и останавливается неподалеку от заграждения у лесной тропы. В тот момент, когда показывается первая серая машина с пятиконечной звездой, он разряжает пистолет себе в голову.

Я стою у окна и через сад, еще не покрывшийся листвой, смотрю на шоссе. Размалывающий гул приближается. Затем медленно, как фантом, мимо проскальзывает танк с ослепительно белой звездой. За ним, держа плотный строй, многочасовым потоком тянутся бесчисленные военные машины. Их сопровождают небольшие самолеты. Зрелище, сочетая в себе военную и техническую униформированность, производит впечатление высшей степени автоматизма, словно с грохотом движется кукольный парад, процессия опасных игрушек. Временами команда «стоп» осаживает колонну. Тогда марионетки, будто их тянут за нить, качнувшись, наклоняются вперед, а вновь трогаясь с места, откатываются назад. Поскольку наш взгляд всегда приковывают отдельные детали, то мне бросаются в глаза выставленные для сигналов прутья, которые раскачиваются над танками и сопровождающими их машинами: они вызывают во мне впечатление магического лова, разве что для поимки Левиафана.

Непрерывно, медленно, но неотвратимо катится поток, стихия из людей и стали. Огромные запасы взрывчатки, которую перевозит подобное войско, окружают его жутким свечением. И вновь, как уже было в 1940-м на военных дорогах в окрестностях Суассона, я ощущаю вторжение могучей сверхвласти в совершенно поверженную сферу. Та же тоска, какую я испытывал тогда, охватывает меня и теперь. Как хорошо, что этого не видит Эрнстель, это причинило бы ему слишком сильную боль. От такого поражения не оправиться во веки, как уже было после Йены или Седана. Оно означает поворот в жизни народов, — речь идет не только о физической смерти множества людей, но и о гибели того, что волновало нас в нашей сокровенной сути.

Можно видеть необходимое, понимать его, хотеть и даже любить и при этом страдать от невыносимой боли. Знать это нужно, дабы постигнуть нашу эпоху и ее людей. Что значат муки рождения или смерти в этой игре? Может быть, и те и другие — суть одно и то же, как, например, заход солнца для иных миров является его восходом.

«Побежденная Земля дарит нам звезды». Слово сие истинно в непостижимости пространственного, духовного и надмирного смыслов. Крайние усилия предполагают крайнюю, еще неведомую цель.

Издав нынешний том сочинений Эрнста Юнгера, издатели серии «Дневники XX века» выполнили свое обещание представить отечественному читателю уникальный памятник художественного творчества и мысли европейской культуры, какими являются, по общей оценке, собрание дневников и созданные на их основе литературные произведения этого замечательного немецкого писателя. [331] За сведениями о биографии Э. Юнгера отсылаю читателя к предисловиям к русскоязычным изданиям его двух наиболее известных вещей: Юнгер Э. В стальных грозах. СПб.: Владимир Даль, 2000; Юнгер Э. Рабочий. Господство и гештальт. СПб.: Наука, 2000.

В литературном наследии Юнгера дневники занимают совершенно особое место, подобных записей нельзя обнаружить ни у одного из известных нам писателей, даже если те и одарили литературу исключительными по достоинству произведениями такого рода. Уже первая его книга, «В стальных грозах», при всех жанровых и стилистических отклонениях в формальном отношении является дневником солдата. [332] О сложностях литературоведческой характеристики этого сочинения см.: Солонин Ю. Н. Эрнст Юнгер: от воображения к метафизике истории // Юнгер Э. В стальных грозах. С. 11—44. На основе фронтовых записей периода первой мировой войны сделаны и последующие его вещи, такие как «Лесок 125. Из хроники окопных боев 1918 года» или «Огонь и кровь. Маленький фрагмент великой битвы», изданные в 1925 г. К этим записям Юнгер возвращался неоднократно как при многочисленных переизданиях своих первых произведений, так создавая и новые. В каком-то смысле они могут играть роль формального критерия, по которому выделяется первый период творчества писателя, рубеж которого мы определяем 1935 г. Привычка вести дневник не покинула Юнгера и после первой мировой войны. Она сопровождала всю его необыкновенно продолжительную творческую жизнь даже в те годы, когда эта склонность могла стать причиной неприятных последствий для ее обладателя. Он и сам осознавал эту опасность и сталкивался с нею в годы фашистского режима. Выражение опасения за судьбу своих дневников читатель встретит и на страницах этого издания дневников периода второй мировой войны. Постепенно у писателя выработались особая техника и способность вести записи практически в любых условиях.

С 1927 г., когда Юнгер совершает свое первое путешествие во Францию, начинается длившийся почти до конца его жизни период заграничных путешествий и поездок, охвативших едва ли не весь земной шар. Даже служебная командировка на Восточный фронт в 1942–1943 гг., в ходе которой Юнгер побывал в конечных южных точках немецкой оккупации территории СССР, приобрела характер изучения нового, неизвестного ему народа, а также культуры страны, всегда тревожно волновавшей воображение писателя, возбужденного русской литературой, донесшей европейцам дух какой-то совершенно особой жизни. Все эти поездки непременно воспроизводились в его подробнейших дневниковых записях. В рукописном наследстве Юнгера они составляют основную массу материала, и именно они лежат в основе всего его литературного творчества. Немецкие издатели первого 18-томного собрания сочинений Юнгера (1978–1983) выделили дневники и созданные непосредственно на их материалах книги в отдельную группу произведений, составивших шесть объемистых томов. Они включают только то, что было опубликовано в разные годы самим Юнгером. Исследователей его творчества чрезвычайно интересует вопрос, в каком отношении находится все опубликованное к первоначальным оригинальным записям. Однако публикация этих записей, т. е. дневников в точном смысле слова, — дело, видимо, весьма отдаленного будущего. Впрочем, оставим эти заботы литературоведам.