Юрий Стрехнин - Избранное в двух томах. Том II

Силы таяли быстро. Калганов решил устроить короткую передышку. Сдвинув со рта запотевшую резиновую маску, он шепотом передал по цепочке:

— Как позади, все идут? Связь действует?

— Идут все! — услышал в ответ. — Но телефон отказал.

Телефонист доложил, что связаться с командным пунктом не может, потому что где-то в проводе утечка тока, наверное, разъело изоляцию.

«Изоляция не выдержала, а мы выдерживаем!» — подумал Калганов.

Дальше пошли без связи. Телефонист вернулся, он был уже бесполезен.

После короткого отдыха двинулись дальше. Все очень устали. Нелегко идти скрючившись, в ужасающей духоте и зловонии. А силы нужно было беречь. Как подсчитал по схеме Калганов, в таких условиях под землей предстояло пройти несколько километров и столько же обратно. И наверху нужны будут силы. Может быть, с бою придется брать «языка», с бою отрываться от преследования.

Чтобы сберечь силы, Калганов все чаще устраивал передышки. В минуты остановок командир проверял, все ли налицо, не отстал ли кто, потеряв сознание от духоты. Ведь шли уже более двух часов.

Нет, все еще держались.

По расчетам, давно прошли под линией обороны врага и сейчас находились, видимо, уже в тылу его передовых позиций.

Несколько раз слышали, как над головой вздрогнула толща земли, донесся глуховатый гул. Должно быть, это рвались снаряды, посланные нашими артиллеристами в глубину вражеской обороны.

Прошли уже сквозь несколько колодцев, соединяющих трубу через люки с поверхностью. К колодцам приближались особенно осторожно. Проходя одним из них, слышали, как наверху, возле крышки люка, похрустывал под тяжелыми подошвами снег… Несколько раз за стенкой глухо звучали голоса. Вероятно, в этих местах трубы проходили совсем близко от подземелий, в которых ютились окруженные гитлеровцы.

После трех часов пути подошли к нужному разветвлению трубы. И до этого попадались разветвления и пересечения подземных труб, проходя через которые, Калганов, чтобы не сбиться с пути, при свете фонарика сверялся с полученной от старого инженера схемой.

На минуту остановились.

Посветив фонариком на схему, командир удостоверился, что не ошибся. Шепотом приказал:

— Андреев — влево!

Команду тихо передали назад по цепочке. Калганов шагнул в трубу, уходившую вправо, за ним — разведчики его группы.

От развилки до люка, через который было намечено выйти наверх, оставалось пройти, как значилось по схеме, совсем немного. Сточные воды, стоявшие на дне трубы, теперь не достигали колен: этот участок канализации был расположен, по-видимому, выше предыдущих. Идти было бы легче, если бы разведчиков уже не вымотал весь предыдущий путь. От зловония не мог уберечь и противогаз. Мутилось сознание. Только усилием воли люди заставляли себя идти. Болела спина, колени, нестерпимо хотелось разогнуться, а разогнуться было некуда: вплотную на плечах лежал округлый каменный свод.

Но вот Калганов сделал еще несколько шагов и с нетерпением выпрямился во весь рост. Труба кончилась, он стоял в колодце. Затхлый воздух канализационного колодца после удушливой атмосферы трубы показался ему свежим и чистым. Стояла кромешная тьма. Калганов включил фонарик и повел им вокруг. Круглые, выложенные давно почерневшим кирпичом стены, кое-где кирпич вывалился. Прямоугольные скобы, вбитые в кладку, уходят вверх, к плотно прикрывающей колодец крышке. Многих скоб нет — давно выпали из отсыревшей кладки. Под желтоватым лучом блеснула стоячая вода. Калганов погасил фонарик. Глянул на светящийся циферблат наручных часов. Начало второго. Они шли по трубам около четырех часов.

В колодец протискивались из трубы остальные разведчики. Всем уместиться в нем было трудно, стояли, теснясь друг к другу.

По-прежнему было тихо: все помнили отданный командиром приказ о молчании. Может быть, враг прямо над годовой.

Любиша Жоржевич попытался подняться по скобам, но это ему не удалось: слишком многих скоб не хватало.

— Становись нам на плечи! — сказал ему Калганов.

Разведчики встали у стенки, еще теснее прижимаясь друг к другу. Любиша вскарабкался им на плечи и дотянулся до крышки. Припав к ней ухом, долго прислушивался. Снаружи не доносилось никаких звуков, кроме редких отдаленных выстрелов где-то на передовой. Видимо, вблизи люка врагов нет… Жоржевич, держась рукой за уцелевшую скобу, другой нажал снизу на крышку люка. Крышка не поддалась. Нажал еще. Крышка держалась прочно. Неужели она чем-то придавлена?

Яростно нажимая крышку плечом, Любиша пытался выдавить ее наверх. Крышка держалась как припаянная. Обессилев, Любиша спрыгнул с плеч товарищей вниз. На смену ему поднялся к крышке другой разведчик. И он бился долго, но тоже не смог поднять ее.

Калганов нетерпеливо глянул на часы. Уже почти полчаса минуло, а проклятая крышка ни с места! Неужели так и не удастся ее выдавить? Неужели придется возвращаться ни с чем, и весь трудный путь окажется проделанным напрасно?

— Выколачивать надо! — решил Калганов.

Под ногами, на дне колодца, в жиже лежало несколько кирпичей, выпавших из облицовки колодца. Один из них передали Жоржевичу, вновь поднявшемуся на плечи товарищей. Жоржевич стал осторожно, чтобы не произвести большого шума, постукивать кирпичом снизу по краям крышки.

Глуховатые, чуть звенящие удары кирпича по железу тревожно отдавались в сердцах всех. Не услышит ли эти удары враг наверху? Может быть, привлеченные подозрительными звуками, гитлеровцы уже стоят около люка, ждут, держа оружие наготове?

Резко скрипнуло наверху. Пахну́ло свежим, морозным воздухом. Наконец-то удалось сдвинуть примерзшую крышку.

Любиша вытолкнул намявший руку кирпич в щель, образовавшуюся между краем крышки и краем люка. Расширяя щель, осторожно сдвинул крышку. Стоявшие внизу в темноте не видели, что делает Жоржевич, но слышали, как он вылез наружу и, стараясь не брякнуть крышкой, вновь надвинул ее на старое место.

Стояла мертвая тишина. Разведчики ждали. Жоржевич должен был осмотреться, узнать, можно ли выходить наверх остальным.

Шли томительные минуты. Молча прислушивались разведчики. Но безмолвие стояло наверху.

Что с Любишей? Может быть, его схватили враги?

Прошло пять минут… десять…

Над головой раздался негромкий удар по железу. Еще… еще.

Это, как было условлено, три раза стукнул в крышку люка Жоржевич. Значит, выходить можно.

Проскрежетала крышка, сдвигаемая набок. Обозначился мутно-серый круг люка. Ночное небо было покрыто тучами. В люк, на лица разведчиков, упали крупные лохматые хлопья сырого снега — он валил вовсю. На темно-сером фоне неба с края люка показался силуэт головы в ушанке. Это Жоржевич. Он громко шепнул: