Юрий Стрехнин - Избранное в двух томах. Том II

— Тоже с немцами воевал! — восхитился Байгазиев, слушая меня. Особенное впечатление на него произвело то, что Блок в первую мировую войну был на фронте и руководил оборонительными работами. Сохин же своего отношения к поэзии Блока и к его личности не высказал никак. Он, кажется, вообще скептически относился ко всякой лирике. А вот то, что в штабе полка появился переводчик, он сразу же обратил в практическую пользу: попросил меня проводить занятия по немецкому языку с подведомственными ему полковыми разведчиками.

Занятия я стал проводить с особым удовольствием: этим первым в моей новой должности делом я как бы утверждал мою полезность в ней.

Надо сказать, мои ученики — и бывалые разведчики, и пареньки, только что отобранные в полковой разведвзвод из пополнения, — занимались очень старательно, хотя вначале кое-кто из них высказывал удивление, зачем нужно запоминать столько немецких слов, когда достаточно знать лишь «хенде хох!» — и немец поднимает руки. Но вскоре мои ученики «вошли во вкус» и с удовольствием запоминали все, что могло пригодиться при захвате, конвоировании и первоначальном допросе пленных: «бросай оружие», «ложись», «ползи вперед», «покажи, где ваши позиции» и прочее. Перед началом занятий или после них разведчики частенько затевали своеобразную игру в «захват «языка», чтобы закрепить в памяти незнакомые слова. Разумеется, все стремились изображать захватывающего в плен, но кому-то приходилось играть роль и «языка». Командир разведвзвода, старшина с самой подходящей для разведчика фамилией Бессмертный, к занятиям относился весьма благосклонно. Время от времени, посещая их, он сам устраивал своим подчиненным «экзамены», проверяя, хорошо ли они запоминают, чему я их учу. Сам Бессмертный знал многое из того, что еще только постигали его подчиненные: у него была книжечка нашего военного разговорника, и он ее чуть ли не всю знал наизусть. К Бессмертному я с первого же знакомства проникся глубочайшим уважением: я слышал, что он не раз хаживал за «языками» в тылы немецких позиций и всегда выбирался из самого трудного положения, что он ловок, осмотрителен. От Сохина и других я знал, что Бессмертный откуда-то с Дальнего Востока, опытный таежник, отличный следопыт, в самой трудной обстановке проявляет железную выдержку. Он — не болтун и не хвастун; сведениям, которые Бессмертный приносит из разведки, можно спокойно верить, не перепроверяя их. А сейчас, пока мы еще не воюем, он усиленно, можно сказать — нещадно, тренирует своих разведчиков, особенно новичков, и днем и, главным образом, ночью в умении передвигаться с полной скрытностью, в приемах по захвату пленных, в ползании по-пластунски, учит имитировать голоса ночных птиц для подачи сигналов друг другу.

…Уже середина лета. Стоит лютая жара, семь потов сходит с солдат на занятиях по тактике и в тренировочных походах, которые бывают от зари до зари. Походы эти — по замкнутому кругу: выходим из своего расположения и, поколесив по степным дорогам, возвращаемся туда, откуда ушли.

Когда приходят свежие газеты, в первую очередь спешим прочесть сводку Совинформбюро. Но в сводках по-прежнему: на фронтах без перемен.

Однажды вечером, когда мы уже отдыхаем от служебных дел, — нет только Карзова, — он появляется и с порога возглашает:

— Внимание, товарищи офицеры!

— Какие мы тебе офицеры? — вполне серьезно возмущается Байгазиев. — Мы командиры Красной Армии! Устава не знаешь?!

— Это ты не знаешь! — парирует Карзов. — Но сейчас узнаешь! — Он взмахивает только что полученной газетой: — Вот, читай!

В газете опубликован указ: отныне в Красной Армии вместо прежнего деления командного состава на высший, старший, средний и младший устанавливается деление на генеральский-адмиральский, офицерский, сержантский. Значит, мы теперь — не средние командиры, а офицеры… Как-то непривычно звучит! Офицеры были в старой армии. Слово «офицеры» всегда вязалось в сознании с чем-то старорежимным, хотя и пели в детстве: «…ведь с нами Ворошилов, первый красный офицер. Сумеем кровь пролить за СССР!» Но ведь и погоны вернулись к нам из прошлого, а как быстро привыкли к ним! Привыкнем к тому, чтобы называться офицерами. И, если потребуется, «сумеем кровь пролить за СССР». Но главное суметь победить!..

В один из дней к нам в полк приезжает Миллер — мой «крестный» в новой моей должности. Приезда Миллера я давно ждал: он обещал привезти, для тренировки в переводе, немецкие тексты: письма, документы, наставления, которые у него, как он говорил, запасены еще с Северо-Западного. Новых трофеев такого рода, пока не начались бои, взять негде. А я жаждал попрактиковаться в переводе, получше усвоить немецкую военную терминологию. Ведь после тех папок, которые в свое время, еще в Березовке, я получил от капитана Печенкина, мне попрактиковаться было не на чем.

Миллер ожидаемое мной привез — целую папку. Но, передавая ее мне, сказал:

— Этим займетесь на досуге. Сейчас вам прибавится работы. Вы ведь, можно сказать, в двойном подчинении, две должности одновременно занимаете, впрочем, как и я: переводчик — это по штату, а агитатор — по общественной, так сказать, линии. Так вот, насчет этой самой линии. Пора нам готовиться к агитации среди войск противника. Выявите, кто из солдат в полку хотя бы мало-мальски знает немецкий, будем готовить из них рупористов. Хорошо бы иметь хотя бы по одному рупористу на каждый батальон. Я дам вам тексты, которые нужно будет разучить. Как только подберете рупористов, принимайтесь за разучивание. И уже сейчас готовьте рупоры — пусть их сделают ваши полковые оружейники из жести. И еще пусть они же соорудят метатели для листовок, чтобы можно было забрасывать их к немцам в окопы.

— А сумеют?

— Да это очень просто. Берется пустая консервная банка. Из-под американской тушенки, например, в самый раз. К донышку банки припаивается металлический круглый штырек — калибра применительно к калибру винтовки. В банку вкладываются свернутые листовки, винтовка заряжается патроном с предварительно вынутой пулей, банка штырьком вставляется в ствол — вот и готов метатель. Нацеливаетесь в сторону немецких окопов, производите выстрел. Банка летит по положенной траектории, а когда она начинает падать — из нее разлетаются листовки, их читают немцы и сдаются в плен. Просто?

— Рупоров и банок наделать просто, — согласился я. — А вот рупористов подобрать…

— А вы запросите сведения у командиров батальонов, — посоветовал Миллер. — Через штаб.

Я последовал совету. Начальник штаба полка майор Берестов, хотя и выразил некоторое неудовольствие тем, что моя «вторая должность» может отвлечь меня от основной — штабного офицера, тем не менее сразу пошел мне навстречу, дал соответствующее распоряжение — готовить «матчасть» для агитационной работы. А пока ее готовили, я занялся подбором рупористов.