Олег Писаржевский - Ферсман

Во время англо-американской интервенции в 1919 году в Северный край проник удачливый, хотя и не слишком дальновидный, — иначе бы он не делал ставку на белогвардейских авантюристов, — полярный исследователь капитан английского королевского флота Шекльтон. Он предложил северному белогвардейскому «Краевому правительству» организовать немедленную дополнительную «частную» помощь в борьбе с большевиками. Себе он выговаривал за это скромную комиссию: минеральные, водные и лесные богатства Кольского полуострова в концессию на девяносто девять лет. Генерал Миллер, князь Куракин, купец Мефодиев и другие члены «правительства» отнеслись к этой идее, деликатно именуемой как «участие английского капитала в деле эксплоатации природных богатств полуострова», с полным сочувствием. В Архангельске состоялось чествование Шекльтона представителями сброда, именовавшего себя архангельским «Обществом изучения Севера». Капитан заявил на банкете, что он прибыл «как представитель чистой науки для согласования научной деятельности». Но английская же пословица говорит, что крокодил разевает пасть не для того, чтобы зевнуть. Британский бригадный генерал Уэльм не считал своевременными дипломатические тонкости и тут же внушительно рявкнул, что запроектированная Шекльтоном компания представляет крупные британские интересы. Это заявление нашло подтверждение в Англии, где была выпущена карта, на которой Мурманск был отнесен к английским колониальным владениям. Грабительский договор с Шекльтоном был подписан 19 февраля 1919 года.

Однако расчет был сделан без хозяев. Первую же годовщину этого примечательного, хотя и не очень значительного по своим последствиям, события отметил начдив 18 в телеграмме В. И. Ленину, сообщая о полном разгроме белых банд и бегстве восвояси остатков войск интервентов.

Воды тундры смыли с земли отпечатки английских сапог. Архангельский ветер вымел следы солдатских стоянок, и только широкий треугольник, намалеванный на отроге горы красной краской, — «визитная карточка» шекльтоновских молодцов, наведывавшихся сюда в 1919 году, — напоминал об особом интересе заморских хищников к этому краю.

Маршруты хибинской экспедиции Ферсмана составили восемьдесят семь километров.

Собранные минералогические грузы, поражавшие своей необычностью и разнообразием, говорили об одном: надо скорее сюда возвращаться. Надо продолжать искать!

Для разработки плана экспедиции будущею года оставалась целая зима.

Пробовали ли вы когда-нибудь путешествовать по карте, вспоминая старые походы и предвкушая новые? Если нет, то вы не знаете одной из самых больших радостей не только вновь переживать пережитое, но и жить вперед. Настоящему человеку всегда мало одной жизни!..

На заранее заготовленных планшетах участники будущих экспедиций, — а их было уже девять, — наметили места своих будущих баз. Решено было новыми исследованиями постепенно охватывать все более отдаленные восточные районы хибинских тундр.

Глубокая долина делит Хибинский массив на две части: западную и восточную. На языке саами долина называется Кукисвум, что значит — Длинная долина.

С запада сплошная стена горного плато обрамляет долину и замыкающие ее красивые синие озера Вудъявр и Кунъявр.

Уже в 1921 году через один из перевалов экспедиция Ферсмана проникла в южную часть долины и могла обозревать заманчивый, но пока неизведанный путь на высоты горного плато.

Девять перевалов отделяют друг от друга еще более крупные горные плато, окаймляющие Длинную долину с востока. Один из них проходит через труднодоступные ущелья, другие представляют собой седловины, видимо легче проходимые. Участники экспедиции лишь издали разглядывали скалистые вершины и снеговые поля, освещенные красными лучами полуночного солнца. Заманчивая цель новых путешествий!

Маршруты проложены, цели намечены, но еще далеко до заветного мгновенья, когда последний раз вздрогнет на рельсовых стыках вагон, успокоенно звякнут буфера и станция Имандра вновь примет своих гостей. А пока снежные бураны воют над каменистыми кручами, до самых верхушек заносят они ели, и только горные речки чуть слышно журчат под многослойным пологом снега и льда.

Однако не следует думать, что зима для геолога — пора мечтательных ожиданий, беспечного досуга и отдыха. Отнюдь не так. По пословице «каково аукнется, таково откликнется», зима и лето в работе геолога связаны между собой неразрывными нитями. Собранные летом образцы пород, каждый из которых завертывается в бумажку с обозначением даты и места, где он был обнаружен, подвергаются тщательному изучению в лаборатории.

Ферсман был нетерпим ко всякой небрежности в этом важном деле.

— Знаете ли вы, как надо собирать камни, кристаллы, минералы, образцы руд? — восклицал он. — Это совсем не значит отломить грубыми ударами молотка два-три куска, положить их в мешок, свалить потом в ящик, в городе вынуть оббитые и запыленные образцы из мешка, наложить горой их на лоток, на него поставить второй, так целым штабелем… ибо в шкафу нет места.

— Да что вы делаете, милый друг, ведь вы безбожно обломали замечательный кристалл берилла! Теперь даже не разберешь — не то кварц, не то прозрачный воробьевит. Да можно ли так?!

— А вы что думаете, — начинает оправдываться молодой геолог, — легко их было везти? Мы ведь с самых круч Бартанга тащили камни на своей спине, а бумаги, знаете, не было; а потом двести километров верблюдами, — в курджумах, сеном переложили, а потом на автомобиле, тоже сотни километров. Вы что думаете, по асфальту везли, как пирожные с кремом в кондитерскую в Москве, — вот камни и оббились. Вам хорошо критиковать! Сейчас мы помоем камни щеткой, разобьем, сделаем шлифы… Это еще ничего, а вот когда мы в прошлом году собрали коллекцию цеолитов — этих нежнейших волосистых кристалликов с красными головками, — так, знаете, от них ничего не осталось, все в муку превратились, — пришлось выбросить.

С растущим ужасом слушал Ферсман геолога.

— Ну, а как же вы будете их изучать? Ведь надо же измерить кристаллы, определить относительный возраст минералов. В этих обломках вы ничего не поймете!

Только тонкий химический и кристаллохимический анализ помогает разобраться в сложных процессах кристаллизации, в законах роста этих некогда прекрасных образований.

«Ведь истинные законы — великие законы природы, — писал Ферсман, — обычно начинаются за третьем десятичным знаком, в тонких мелочах строения, в неуловимых чертах лица скрыты глубочайшие тайны мироздания; надо присмотреться, вдуматься в каждый камень, и он сам расскажет тебе без шлифов и полировок о своем прошлом. Ты только к нему присмотрись так, любовно и думаючи!»