Олег Писаржевский - Ферсман

Да, он постарается, конечно, он сможет…

Везде он встречает неизменно жадные гл, аза и пытливые расспросы. Он поведает разведчикам так же, как до этого объяснял железнодорожникам, каменщикам и взрывникам, что ожидает наука найти в этих неприютных краях. Он расскажет им о камне плодородия, который накормит истощенные поля, о фонаре знания, которым еще Менделеев мечтал осветить недра, и о сбывшемся пророчестве великана русской науки. И под конец пожатие крепкой руки: «Спасибо, товарищи!»

Везде он встречает чем-то родственных друг другу, скромных и настойчивых, уверенных в себе и внимательных к другим кировских учеников — секретарей, пропагандистов, рядовых коммунистов, стремящихся как можно скорее овладеть техническим оружием своей будущей победы. Порой он увлекался, и мысль его залетала в чересчур уж дальние края геологических чудес и загадок Земли. В этих случаях, как он успел убедиться не раз, десятки простых и деловых вопросов возвращали его к прекрасной, жизненно прекрасной реальности, верным спутником которой была крылатая мечта о будущем этого сурового, но беспредельно богатого края и многих других краев советской земли.

Стремясь подчеркнуть контрасты, Ферсман писал: «В удобном автомобиле по ровной дороге или в теплом и удобном доме Апатитового городка мы забываем холодные, леденящие переправы вброд, тяжелый груз за спиной, насквозь пронизывающие туманы и снежные бури». В действительности, всего этого, конечно, нельзя забыть, как никогда не забывается первая любовь. До конца своих дней Ферсман был предан воспоминаниям о счастье, которое он впервые испытал в дружной семье людей, открывших для Советской страны сокровища Советского Севера.

Но нет нужды говорить за Ферсмана о том, что он пережил и передумал в эти прекрасные годы. Он и сам об этом рассказал выразительно и красноречиво, хотя и не очень любил открывать свои сокровенные думы, выходящие за пределы того, что касалось собственно науки. Однако все дело в том, что в Хибинах в сознании Ферсмана колоссально расширились пределы самой науки…

Ферсман был скуп на интимные высказывания, но разве не говорит об искренности ученого честное признание своих слабостей, готовность итти на выучку к жизни? Он писал в своих хибинских работах: «Мы убедились, что изучение производительных сил страны не есть простое фотографирование природы, ее полезных ископаемых или растительных богатств. Это активное вовлечение в использование человеком, его трудовыми процессами всех природных ресурсов и источников сил, включая в них и самого человека как величайшую и важнейшую производительную силу. Мы убедились, что на пути хозяйственного, промышленного и культурного освоения отдельных территорий лежит прежде всего научное овладение или завоевание всех сторон природы, жизни и человека не в отдельности, а в полном охвате всего хозяйственного и социального многообразия их взаимоотношений».

В этих строках выражено новое понимание Ферсманом задачи науки, которое он приобрел в Хибинах. Божество сошло с мраморного пьедестала и приобрело свое естественное глубоко человечное обличие. Наука и труд нераздельны — наука и победоносный одухотворенный труд людей социалистического общества.

Это был социализм в действии, во всем благородстве его идеалов, во всем глубоко человечном пафосе его завоеваний.

Когда «в глухую декабрьскую ночь, — писал Ферсман, — С. М. Киров сам готовил диспозицию к бою… с темнотой полярной ночи, с неверием старых, заскорузлых геологов, с неведомыми еще силами Заполярья, со снегами, морозами и вьюгами» [66] А. Е. Ферсман , Воспоминания о камне. Изд-во «Молодая гвардия», М., 1953, стр. 74. , исход борьбы за апатиты был предрешен, но сама борьба была не окончена.

Советский институт механической обработки полезных ископаемых, выросший из маленькой лаборатории при Горном институте, справился с главной трудностью, в которую упиралась апатитовая проблема. Трудность эта заключалась в том, что даже углубленная разведка не могла обещать достаточного количества настолько богатых апатитом руд, чтобы им можно было удовлетворить потребности суперфосфатных заводов. А что делать с остальной массой руды — вывозить в отвал? Конечно, нет, ее нужно во что бы то ни стало научиться обогащать.

Учиться было не у кого. В царской России дело обогащения стояло на чрезвычайно низком уровне. Все незначительное количество имевшихся фабрик было спроектировано иностранными специалистами. Во всем мире никому еще не приходилось задумываться над методами обогащения апатитов (и теперь, кроме нас, их нигде не обогащают). Метод отделения апатита от других составных частей путем флотации был создан.

Уже в феврале 1930 года было принято решение о строительстве обогатительной фабрики в Хибинах на основе еще испытывавшегося технологического процесса флотационного обогащения. Тот же самый февраль принес еще одну великолепную победу — профессор (ныне академик) Семен Исаакович Вольфкович на Чернореченском заводе получил первый опытный суперфосфат из апатитовой руды. И, несмотря на все это, а может быть, именно поэтому, страшась новых завоеваний советской научной мысли, вредители из бывшего «Главхимпрома» внезапно вдвое сократили кредиты тресту «Апатит».

Органы советской власти разоблачили корни «планового двурушничества», которое осуществляли вредители по отношению к тресту «Апатит», одной рукой утверждая планы обширных капиталовложений, другой — сокращая кредиты для того, чтобы заморозить уже вложенные средства.

Газета «За индустриализацию» с негодованием писала о том, что в одной из самых ранних плановых наметок потребление апатитового концентрата исчислялось на конец пятилетки в 1 миллион тонн, а в самой последней наметке плановое потребление концентрата исчислено только в 610 тысяч тонн. «Трудно, немыслимо понять, в чем дело, — писала газета, — это форменная нелепость». Ближайшее будущее показало, что это была вражеская тщательно продуманная «нелепость». Ее организаторы были схвачены за руку и уличены на месте.

Правые реставраторы капитализма в этом грязном деле сомкнулись с вредительскими шайками «обер-офицеров капитала», как называл вербовавшихся им в подпольные организации враждебно настроенных к советской власти старых специалистов один из разоблаченных заправил Геологического комитета, Пальчинский. Припертый к стенке неопровержимыми фактами, он с циничной откровенностью пойманного с поличным бандита рассказывал о том, как, по указке своих иностранных хозяев, вредители развивали свою работу — в направлении искусственной задержки роста государственной промышленности, не удовлетворяя своевременно ее нужд и запросов, не выявляя, а, наоборот, скрывая имеющиеся в ней возможности в смысле запасов в недрах, возможных источников сырья и т. д. [67] Г. М. Кржижановский , Вредительство как оно есть. «Правда» от 12 февраля 1930 года. .