Анна Герман - Эхо любви

Мне предстояло исполнить двенадцать песенок, «вплетенных» в венок танцев. Когда я начала петь, танцы прервались, пары останавливались - нередко в той позе, в какой застали их первые звуки. Все лица повернулись ко мне.

Я не обиделась бы, если бы они продолжали танцевать. Для Италии это естественно -здесь песня воспринимается прежде всего как танцевальная мелодия. Концерты редки, их заменили ныне телевизионные передачи.

Но они слушали. Молодежь сгрудилась у эстрады - и тут начался «концерт по заявкам». Просили исполнить песни фестиваля в Сан-Ремо. Я знала несколько песен, среди них «Ciao, amore» Л. Тенко, которую также спела, а припев «Ciao, amore, ciao...» все пели вместе со мной.

Я была очень довольна своим первым концертом. Ближе узнала публику. Увидела ее реакцию на мое пение. На душе было хорошо, легко, радостно. Возникла уверенность, что так будет везде, что мне нечего опасаться!

Очень приятна была дружелюбная атмосфера, в особенности непосредственный контакт с публикой. До той поры я никогда не вела сама свой концерт. Здесь же мне приходилось объявлять свои песни, кратко их переводить, если песня пелась не по-итальянски, отвечать на вопросы. Когда я выздоровею, я попытаюсь на своем первом концерте в зале Конгрессов не ограничиваться одним пением.

Фото Станислава Чарногурского.

Перед моей поездкой в Форли Пьетро сказал, что скоро мне предстоит еще раз отправиться в Неаполь, чтобы принять участие в открытых концертах.

«Обстановка, в которой ты будешь петь, неповторима. Концерт проходит попросту на одной из больших площадей в центре города. Люди замедляют шаг, забывают о спешке, ибо все это утрачивает смысл перед лицом такого важного события, как песня. Награда символическая - ключи от города Неаполя, которые ты непременно получишь».

То был отзвук моих выступлений с неаполитанскими песнями.

Меня очень привлекала перспектива такого «уличного пения», особенно потому, что на этот раз я должна была петь не под фонограмму, а непосредственно перед людьми, которые сами всю жизнь поют и являются справедливыми и объективными судьями.

Концерт закончился около часу ночи. Мы вернулись в гостиницу. Я устала. Ренато тоже был очень утомлен, ибо - как сам признался мне - накануне ночью ездил в Швейцарию и поэтому не сомкнул глаз. Он даже угостил меня швейцарским шоколадом и показал папиросы, которые были, кажется, лучше итальянских и. дешевле.

Из Швейцарии он вернулся домой уже под утро, после завтрака отправился за мной в Милан, и мы вместе приехали в Форли. Далее - репетиция, долгое ожидание, наконец, сам концерт. Так что устал он страшно, несмотря на свои двадцать лет. Тем не менее отказался от возможности переночевать в гостинице в Форли, где нам были приготовлены две комнаты. Жаль было не использовать оплаченные номера в Милане.

Я сложила вещи, с благодарностью вернула хозяйке шаль и села в машину.

Сначала мы ехали улицами спящего городка, потом Ренато все же остановил свой выбор на автостраде.

Так будет быстрей, довольно резонно рассудил он.

В дальнейшем именно это решение оказалось спасительным.

На автостраде рано или поздно должны были заметить, что произошла катастрофа, и оказать помощь, в то время как на другой, менее оживленной, дороге никто не помешал бы мне спокойно перенестись в мир иной. Важным это оказалось только для меня, так как Ренато получил перелом кисти и ноги. Конечно, очень больно, но, к счастью, от этого не умирают.

Итак, мы ехали по автостраде. Я много и громко говорила, не слишком даже себя к тому принуждая, поскольку вызванное концертом возбуждение держится обычно еще довольно долго. Часа два после выступления я не могу расслабиться, не способна заснуть. Думала также, что тем самым не дам задремать Ренато, и мы благополучно доберемся до Милана. Но двадцатилетний организм усталого юноши, очевидно, стремился устранить все, что мешало ему уснуть и таким путем восстановить жизненные силы. Внезапно нас несколько раз подбросило, как если бы машина нарвалась на ухабы, вместо того чтобы скользить по гладкому, как зеркало, шоссе. Затем наступила тьма и тишина.

Однако до того я успела осознать грозящую нам опасность - скорее инстинктивно, ведь на размышления не было времени. Все свершилось за какую-то долю секунды. Я ощутила - отчетливо это помню - панический ужас при мысли о том, что могу заживо сгореть в машине.

«.наступила тьма и тишина.»

Авария произошла 27 августа 1967 года. Фото из архива Анны Качалиной

Как раз неделю назад я прочитала сообщение о жуткой смерти французской актрисы, одной из знаменитых сестер Дорлеак. Она погибла в горящей машине. И хотя я никогда не испытывала страха во время езды в машине (равно как болтанка в самолете скорее меня забавляла), с того момента, как в прессе была опубликована эта страшная заметка, я начала опасаться. Чувство охватившего меня в ту минуту ужаса помню очень хорошо.

Катастрофа произошла.

Утром нашу машину заметил ехавший по автостраде водитель грузовика. Она была разбита вдребезги, и лишь красный цвет кузова напоминал о ее былой элегантности.

Ренато не «вылетел» из машины, а я оказалась далеко от останков «Фиата», отброшенная какой-то страшной силой.

Вызвали полицию. Нас привезли в больницу. К счастью, я были лишена способности ошущать боль, холод сырой земли в канаве, трудности транспортировки.

Я получила возможность сделать недельный перерыв в своей биографии.

Состояние мое не являлось достаточно обнадеживающим, напротив, даже возбуждало худшие опасения. Единственное, что можно и нужно было сделать, так это влить в мои вены чисто итальянскую кровь, взамен той, которая почти полностью вытекла из меня в канаве. Исправить остальное пока было нельзя. Следовало подождать. Впрочем, долгое время было неясно, не выберу ли я «свободу», сказав своим спутникам по земному пути «адью».

Мою мать и моего жениха подготовили к этому возможному исходу. Они получили визы и паспорта на выезд в Италию в течение одного дня. «Выдать немедленно, состояние безнадежное», - гласило официальное указание.

Они приехали, таким образом, на третий день, но яи не знала, что мои любимые люди сидят возле моей постели. На вопрос моей матери, останусь ли я жива, врачи ответили: «Мы делаем все, что в наших силах, но уверенности нет». Они действительно делали все, что в человеческих силах. Применяли новые лекарства, дежурили возле меня днем и ночью. Спасли мне жизнь.