Сергей Михеенков - Остановить Гудериана. 50-я армия в сражениях за Тулу и Калугу. 1941-1942

Эту историю слово в слово переписывает в своих мемуарах маршал Ерёменко. Предполагаю, что в большей степени именно со слов маршала, а не со слов сына командарма эта история и загуляла из публикации в публикацию. Для Ерёменко такая версия была удобной во всех смыслах. Но выдумки долго не живут. Легенды должны быть красивыми, тогда они принимаются народом и становятся частью местного или общенародного эпоса. Обрастают новыми подробностями , и людям уже не надо никакой правды.

Эта же легенда имеет ряд существенных изъянов. И, пока был жив маршал, она тяжелым и неподъемным камнем лежала на истории гибели командарма. Теперь этот камень понемногу изнашивается, рассыпается. Правда начинает просачиваться и выступать на поверхность.

В 1956 году, спустя пятнадцать лет после гибели мужа, Мария Федоровна Петрова сделала письменный запрос по линии военного ведомства, в котором служил Михаил Петрович Петров, и получила вот какой ответ:

«Гр-ке Петровой Марии Федоровне.

Уважаемая Мария Федоровна!

Полковник Голованов 18.9.56 г.».

Это письмо вдове погибшего генерала не только дает ответы на часть наших вопросов, но еще и красноречивый документ того отношения, которое, можно сказать, царило в официальных кругах и в высоких инстанциях по отношению к родственникам погибших. Какое там – отыскать солдата или лейтенанта? Да еще если он погиб или пропал без вести в окружении или при выходе из окружения. А ведь сколько их до сих пор лежит в Диком болоте и в других болотах, в лесах и оврагах в районе Рессеты, села Красного, Теребени, Клена, Уколицы, Кирейкова на пути к Белёву. Брошенным оказался генерал. Как теперь об этом вспоминать? Так уж лучше забыть…

Из письма видно, что Брянский военкомат уже делал запрос. На местах, как правило, всегда к таким историям относятся добрее, сердечнее. Это в центре все пропускается через сито целесообразности, политики, идеологии. Что ж, тогда, в 56-м, еще был жив и активно служил Родине маршал Ерёменко, готовился писать мемуары. К чему ему был лишний шум вокруг погибшего генерала? Тем более что этот генерал какое-то время, когда штатный командующий попросту пропал, исчез из эфира генштабовских радиостанций, исполнял обязанности командующего войсками фронта, был дублером.

Конечно, здесь автора этой книги можно обвинить в некой надуманности. Но невольно ведь задумаешься, когда сопоставляешь факты, вчитываешься в документы и выявляешь некоторые факты, о которых лучше было бы не знать.

История гибели командарма Петрова еще ждет своего кропотливого и бесстрастного исследователя.

До сих пор, к примеру, неизвестна судьба наград командарма. А он их носил постоянно. Генерал Петров имел: медаль «Золотая Звезда» № 21 Героя Советского Союза (21 июня 1937 года); орден Ленина (21 июня 1937 года); орден Красной Звезды и медаль «XX лет РККА».

Писатель Василий Гроссман в качестве военного корреспондента «Красной звезды» однажды побывал в 50-й армии. Он встречался с генералом Петровым. Как известно, Василий Семенович вел подробные записи. Вот фрагмент из его фронтовых «Записных книжек»:

«…B избе Петров и Шляпин. Петров – маленький, носатый, лысеющий, в засаленном генеральском кителе, с Золотой Звездой, «испанской». Петров долго объясняет повару, как печь бисквитный пирог, как и почему всходит тесто, как печь пшеничный, а как ржаной хлеб. Он жесток очень и очень храбр. Рассказывает, как выходил из окружения, не сняв мундира, при орденах и Золотой Звезде, не желая надеть гражданскую одежду. Шел один, при полном параде, с дубиной в руке, чтобы отбиваться от деревенских собак. Он мне сказал: «Я всегда мечтал в Африку попасть, чтоб прорубаться через тропический лес, один, с топором и с винтовкой». Он очень любит кошек, особенно котят, подолгу играет с ними.

Адъютанты: у Шляпина – высокий, красивый Кленовкин; у Петрова маленький, подросток, с чудовищно широкими плечами и грудью. Этот подросток может плечом развалить избу. Он увешан всевозможными пистолетами, револьверами, автоматом, гранатами, в карманах у него краденные с генеральского стола конфеты и сотни патронов для защиты генеральской жизни. Петров поглядел, как адъютант его быстро ест с помощью пальцев, а не вилки, сердито крикнул: «Если не научишься культуре, выгоню на передовую, вилкой, а не пальцами есть надо!» Адъютанты генерала и комиссара делят белье, разбирают его после стирки и норовят прихватить лишнюю пару подштанников. Переходим через ручей. Генерал перескочил, комиссар вошел в ручей и помыл сапоги. Я оглянулся: генеральский адъютант перепрыгнул ручей, комиссарский зашел в воду и помыл сапоги. Вечер при свечах. Петров говорит отрывисто. На просьбу командира дивизии отложить атаку из-за убыли людей говорит: «Передайте ему, я тогда отложу, когда он один останется». Затем сели играть в домино: Петров, Шляпин, девочка – толстощекая и хорошенькая Валя – и я. Командующий армией ставит камни с грохотом, прихлопывая ладонью. Играем в «обыкновенного», потом в «морского», потом снова в «обыкновенного». Время от времени игра прерывается: в избу входит майор-оперативщик и приносит боевые донесения. Утро. Завтрак. Петров выпивает стаканчик белого, есть ему не хочется. Он, усмехаясь, говорит: «Разрешено наркомом». Собираемся вперед. Сперва в дивизию, потом в полк. Машину оставили, идем пешком по мокрому, глинистому полю. Ноги вязнут. Петров кричит испанские слова, странно они звучат здесь, под этим осенним небом, на этой промокшей земле. Полк ведет бой, не может взять деревню. Пулеметы, автоматы, свист пуль. Жестокий разговор командарма с командиром полка. «Если через час не возьмете деревни, сдадите полк и пойдете на штурм рядовым». – «Слушаюсь, товарищ командарм», а у самого трясутся руки. Ни одного идущего в рост человека, все ползут, лезут на карачках, перебегают из ямы в яму, согнувшись в три погибели. Все перепачканы, в грязи, вымокшие. Шляпин шагает, как на прогулке, кричит: «Ниже, еще ниже пригибайтесь, трусы, трусы!»

Беглые наброски Василия Гроссмана существенно дополняют портрет командарма Петрова. По всей вероятности, это был человек войны, своего рода романтик, затянутый в армейский мундир. Чего только стоит мечта об Африке. Ведь мечтал не просто прорубаться сквозь джунгли, а – с винтовкой в руке… Эти романтики храбро дрались в Испании, а после Великой Отечественной – в Корее, на Кубе, во Вьетнаме – и в Африке.