Ирина Кнорринг - Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 1

Между тем положение молодежи в странах эмиграции внушало все большее опасение, что чувствуется и в записях Ирины. Наблюдалось глобальное нравственное падение кадет: нежелание служить в эскадре, пьянство, наркомания, череда попыток самоубийств и т. д. Тревогу по этому поводу ощущали многие научные, общественные и культурные организации, формировавшиеся в эти годы за рубежом. Обострение положения русских в Тунисе связано и с объективными факторами: постоянное сокращение эмигрантских пайков, отсутствие рабочих мест, чуждый климат и т. д. Что касается судьбы молодежи, то лишь в Чехии и Югославии правительства создавали условия, возможные для учебы русской молодежи (заметим, что будущий муж И. Кнорринг — Юрий Софиев, перебравшийся в Сербию, учился в Белградском университете).

Несколько слов об историческом и международном контексте дальнейших событий, вплетенных в повествование И. Кнорринг тонкой нитью, но являющихся важными для понимания судьбы и характера автора.

Уже осенью 1921 г. Союз русских студентов в Тунисе и Союз русских студентов в Северной Африке (вскоре они слились в один Союз), под председательством Н. Антипова, стали проводить учет и анкетирование студентов в Тунисе, т. к. в октябре 1921 г. Чехословакия «открыла двери» русским студентам. В результате в Прагу было отправлено 40 студентов из Туниса. В сентябре 1922 г. по инициативе Русского Национального Комитета под председательством М. М. Федорова и отдела Русского Национального Союза во Франции под председательством А. В. Карташева был сформирован «Центральный комитет по обеспечению высшего образования русскому юношеству за границей» (далее — Комитет). Благодаря его деятельности многим молодым людям удалось выехать из Туниса в Европу. Информация об отъезде очередной группы кадет, окончивших Морской корпус, для продолжения обучения — встречается у И. Кнорринг постоянно. Она с грустью пишет о том, что приходится расставаться, но и рада за отъезжающих.

Итак, на II съезде Союза русских академических организаций (Прага, 9–15 октября 1922 г.) рассматривалась проблема высшего образования среди молодежи. В результате были созданы Русский институт в Праге и Русский юридический факультет в Париже. К тунисским беженцам проявляли особое внимание; профессор Сорбонны Н. М. Могилянский в ноябре 1922 г. так характеризует картину «сегодняшнего» момента, [3] Подробнее см.: Могилянский Н. Франция — русским студентам //ПН [здесь и далее парижская газета «Последние новости»], № 796, 23 ноября 1922, с. 2. в частности в Тунисе:

«…Комитет возбудил ходатайства перед муниципалитетами городов Лиона, Безансона, Гренобля, Тулузы, Монпелье, Пуатье, Нанси… И всюду ходатайства эти встречены сочувственно. В ближайшее время небольшие группы студентов направляются уже в Пуатье и Лион… Комитет надеется, что ему удастся при содействии правительственных органов и университетов разместить во Франции несколько сот русских студентов. Комитет […] обращает особое внимание на то, чтобы в первую очередь устроить находящихся в Северо-Африканских колониях несколько сот русских студентов, ибо последние находятся в очень тяжелых моральных и материальных условиях».

Для решения вопросов, связанных с положением бизертинцев, в Париж был направлен сотрудник O.K., [4] Organization of counterspionage (англ.). — Военно-морская разведывательная белогвардейская организация, тесно связанная в своей деятельности с британской разведкой. Создана в мае 1919 г. по приказу А. В. Колчака (подругой версии-в мае 1918 г. по инициативе секретаря русского посольства в Англии В. Д. Набокова). Руководил O.K. старший лейтенант А. А. Абаза. Под его руководством составлялись периодические сводки о положении в советской России и рассылались кругу лиц, среди которых был и военно-морской агент (атташе) во Франции, капитан I ранга В. И. Дмитриев. Изначально O.K. финансировалась правительством А. В. Колчака. Закончила существование в 1922 г. (подробнее см.: Пилкин В. К. В Белой борьбе на Северо-Западе, с. 445). капитан I ранга В. И. Дмитриев, исполняющий обязанности военно-морского агента в Париже. Он участвовал в судьбе бывших моряков, давая им рекомендательные письма, помогая с работой и т. д. (в ряде случаев его работу признавали неудовлетворительной, примером чего является и случай семьи Кноррингов: им не были обеспечены обещанные льготные — «половинные» — билеты на поезд по прибытию из Туниса в Марсель, что для неимущих эмигрантов было «смерти подобно»).

…Это был период (1922–1925 гг.), когда вера на возвращение в Россию, столь сильно согревавшая первые годы изгнания, потихоньку иссякла, а необходимость ассимиляции в странах изгнания русскими людьми еще не была осознана. Выпускники-гардемарины занимались поиском своих путей — как бежать из Бизерты, как «выйти в люди». Дневник отражает хронику таяния русской колонии в Тунисе. Постепенно все новые государства официально признали советскую Россию. 28 октября 1924 г. были установлены дипломатические отношения между советской Россией и Францией. 20 октября/6 ноября 1924 г. Русская эскадра прекратила свое существование (по согласованию с местными властями Морскому корпусу была дана возможность завершить обучение кадет выпуска 1925 г.)

Судя по записям, Ирина постоянно переживала за «Папу-Колю», заранее принимая во всем его сторону (отношение же русских эмигрантов к Н. Н. Кноррингу распространялось и на всю его семью). Волнения ее касались не только травли отца, происходившей из-за его антимонархических взглядов, но и его педагогической деятельности. Пример: Н. Н. Кнорринг возражал против «среднего арифметического» балла в аттестате (речь идет об экзаменационных оценках кадет), ему возразили: «Так всегда было в старом Корпусе». Мнение Н. Н. Кнорринга — «Морской Корпус в учебном отношении всегда пользовался дурной репутацией, тогда как сухопутные корпуса были обставлены превосходно» — разумеется, не могло рассчитывать на поддержку среди педагогов-офицеров. В этом видели «оскорбление себе, Корпусу, строевой части, флоту, морякам». И количество недругов у Кноррингов увеличивалось. Ирина жила мечтой вырваться из Бизерты.

В конце августа 1923 г. Н. Н. Кнорринг осуществил специальную поездку в Париж с целью изучения обстановки (возможности учебы и работы). Желая учиться в Сорбонне на филологическом факультете, Ирина также писала в Комитет (позднее отец Юрия Софиева лично ходил к М. М. Федорову, ходатайствуя за невестку); но ни тогда, ни позднее получить студенческую стипендию Ирине не удалось (хотя ей была организована небольшая материальная помощь по болезни от Союза русских студентов во Франции).

В 1924 г. семья Кноррингов планирует выехать в Чехию. Предполагалась, что Николай Николаевич будет преподавать в Русской гимназии Земгора в Праге, а Ирина сможет там учиться (возрастной ценз русских гимназистов в те годы был весьма широк). Земгор утвердил кандидатуру Кнорринга, но по причине визовых неурядиц в Прагу Кноррингам выехать не удалось.