Ирина Эренбург - Я видела детство и юность XX века

После смерти Сталина начали выходить писатели из лагерей, и выяснилось, что критик Эльсберг писал на них доносы.

Храпченко занимал какой-то высокий пост в руководстве культурой. Почему он урезал пособие беспомощной Ревекке Хацревиной — не знаю, но от него мы все зависели.

Мои родители любили собак, у Ильи было особое выражение лица, когда он смотрел на собаку. Свою глубоко запрятанную нежность он мог наконец излить, ведь собакам важна интонация, а не слова.

В саду «Эрмитаж» натаскивали собак на миноискателей. Оказалось, деревянные мины аппарат не может обнаружить, а собаки могут. Уголек первым в своей группе находил зарытую в земле мину и садился рядом с нею, как его учили. Я гордилась своим способным пуделем, но когда пришла повестка о его мобилизации, я воспользовалась тем, что мы с ним часто переезжали, и не отправила его на фронт. Уголек стал дезертиром.

Внешнее спокойствие Бори было обманчиво. В нем бурлили страсти. Он был одержим желанием путешествовать. Когда я с ним познакомилась, он уже избороздил почти всю страну. Беспредельная любознательность не давала ему сидеть на месте. Стоило ему закончить какую-нибудь книгу, как он тут же уезжал из Москвы. Больше всего он любил Таджикистан, язык которого выучил, когда ездил по Памиру переписчиком населения. Написав «Повесть о стране Памир», он поехал на Чукотку и прожил там в дымной юрте несколько месяцев. Боря подружился с местным художником, который подарил ему клыки моржей с изображением быта чукчей. Эти клыки и фотографии, сделанные Борей (на одной из них кто-то запечатлел Борю с его возлюбленной чукчей — «мне интересно было узнать, как любят на Чукотке. Понимаешь?». Я не понимала), мне попадались в нашей комнате в Последнем переулке.

Мы с ним были в Узбекистане и, конечно, в Таджикистане потом. Однажды он сказал: «Мне предлагают написать очерки об Армении. Поехали?» Оказалось, что утром он уже съездил в билетную кассу и купил два билета до Ростова-на-Дону, других не было. Это было сказочное путешествие! Правда, в Ростове мы ночевали, сидя в холле гостиницы. Утром мы полюбовались Доном и осмотрели все достопримечательности города. По плану Бориса мы заехали и в Тифлис. Учитывая нашу действительность, мы решили проводить ночи в поезде, а днем осматривать города. Видимо, и с билетами было туговато. Я помню, что мы ехали то в международном, то в плацкартном вагонах. Сейчас вижу, как я спала на багажной полке, подложив под голову берет. В Ереване нас ждал забронированный Союзом писателей роскошный номер в гостинице с видом на Арарат. Мы побывали в степной части Армении, в Степанакерте, в нежилой Шуше — с ее каменными полуразрушенными турками домами, с фонтанчиками во внутренних двориках, в горных районах этой поразительной страны и под конец нашего путешествия поехали на озеро Севан. Дом отдыха писателей был еще закрыт, но Боря уговорил повара покормить нас, и мы ели форель, выловленную из озера. На острове были замечательные деревянные старинные церкви — к ним Боря остался равнодушен, но его привели в восторг какие-то черепки XVI века, валявшиеся на земле. Стоял месяц май, было не жарко, но я обгорела, лицо у меня покрылось волдырями, и мы с трудом уговорили одну из проезжавших машин довезти нас до города — все боялись, что я заразная.

Надя Капустина, балерина Большого театра. В балете «Пламя Парижа» она вызвала у меня восхищение: она красиво, вдохновенно бежала по сцене с французским флагом. Я тогда поняла, что она талантлива. Ее муж погиб в начале воины. Его мать прожила всю жизнь с Надей, очень любила ее и тщетно пыталась выдать ее замуж, Надя называла ее мамулей, и для меня она осталась мамулей, заботливой, доброжелательной, как и Надя.

Лев Арнштам. Почему мы называли его этим женским именем — не знаю.

Никто из моих знакомых не покупал броню, значит, я услышала эту цену в какой-нибудь очереди.

Лева — Славин Лев Исаевич (1896–1984) — писатель.(Прим. ред.).

Пти Эрнест (1888–1971) — французский генерал, во время войны представлял генерала де Голля в Москве.(Прим. ред.).

Шкловский Виктор Борисович (1893–1984) — писатель, литературовед.(Прим. ред.).

Киев был почти полностью окружен, и я попросила Илью поговорить с редактором «Красной звезды», чтобы тот отозвал Захара и Бориса. Для газеты они стали бесполезны. Почему-то Илья этого не сделал. Может быть, уже поздно?

Жиро Анри (1879–1949) — французский генерал, в то время командующий французскими вооруженными силами в Африке.(Прим. ред.).

Де Голль Шарль (1890–1970) — генерал, крупнейший французский военный и политический деятель, президент Франции.(Прим. ред.).

Национальный праздник Франции.

Жена Иогана Альтмана. Старший их сын — школьник ушел в ополчение и погиб. Ара никогда о нем не говорила. Вообще она была замкнутым человеком, принимавшим все как должное. Но один раз я ее видела растерянной. Взятая ею тринадцатилетняя сирота за то, что Ара не купила ей туфли на каблуках, написала на приемных родителей донос в партком.

Р. С. — реактивные термитные снаряды «катюш».(Прим. ред.).

Парк культуры и отдыха. Мы с Борей в нем часто бывали. В те времена там существовала парашютная вышка. Боря, конечно, любил этот непривычный аттракцион, а я ни разу не прыгнула — боялась.

Уманский часто бывал у Ильи. Он приходил с красивой молодой женщиной, которую любил. Илью, думаю, привлекала европейская манера держаться Константина Александровича, его отличие от советских дипломатов, его, как нам казалось, счастливая судьба, его оптимизм. Нас всех потрясла его трагедия. У него была единственная дочь, в которой он души не чаял. Когда она сказала влюбленному в нее однокласснику, что уезжает с родителями в Америку, он застрелил ее и покончил самоубийством.

Приказ № 227 гласил: «Ни шагу назад», другими словами — расстреливать отступающих.

Союз писателей.

Марти Андрэ (1886–1956) — деятель ФКП и Коминтерна.(Прим. ред.).

Лев Славин.

Таня Литвинова жила в мрачном доме правительства, в «доме на набережной». Не понимаю, почему я написала «масса очарования в квартире», мне помнится угнетающее впечатление от дома, где большинство квартир пустовало — жителей посадили, от огромных комнат, в которых жили Литвиновы. А Таню я люблю. Она приходила ко мне в Лаврушинский с обеими дочками, которым она поддевала под пальто газеты «для тепла», как она объясняла.