Бернард Быховский - Гассенди

Гассенди оставляет открытым вопрос о бесконечном множестве миров, но его понимание «бесконечности» множества атомов (из которых состоят миры) предрешает отрицательный ответ на этот вопрос.

Термин «молекула» впервые введен в научный обиход Гассенди (во вступительный лекции к курсу астрономии в Королевском коллеже). Уже Гегель в своей истории философии обратил внимание на то, что «еще и поныне сохранилось в физике учение о молекулах», зачинателем которого был Гассенди (11 б, т. IX, стр. 169).

«Если можно выразить это современными словами, — добавляет, приводя этот термин, В. Фрост (42, стр. 366). — Но и сам Гассенди пользовался этим термином. Он говорил не только о силе (vigor), которой одарены атомы, стремящиеся к движению, но прямо об „энергии (energia), или активной силе движения“» (5, т. I, стр. 165).

Исторически было бы совершенно неоправданным искать «пробел» в непонимании Гассенди негативной диалектики (установленной Гегелем!) в аргументации элеатов.

Понятие, совершенно отличное от «формы» как фигуры, приписываемой атомам эпикуреизмом.

Разумеется, это понятие столь же далеко от нашего понимания этого термина, как «атомная физика» Гассенди от ее нынешнего понимания. Следует помнить, что открытие клеточного строения организмов было сделано Шлейденом и Шванном в XIX в.

«Он был, пожалуй, лучшим учеником Галилея, но не всегда оставался лишь учеником» (49, стр. 30).

Как установлено исследователями рукописей Гассенди, на его взгляд по этому вопросу оказало влияние знакомство с рукописью Т. Гоббса «О гражданине».

«Для меня, — писал, заканчивая свои „Новые возражения“, Гассенди, — всегда было очевидно, насколько ты выделяешься среди выдающихся умов нашего времени…» (5, т. 2, стр. 777). Это, однако нисколько не влияет на принципиальность критики Гассенди того, что он считает заблуждениями Декарта. В письме к А. Ривэ (4, т. VI, стр. 193, 194) он высказывает удивление по поводу того, что «великий геометр мог надумать все эти вымыслы и химеры и при этом выдать их за убедительно доказанные…».

Тон контрвозражений Декарта, напротив, звучит высокомерно и надменно. А в письме к Клерселье он с пренебрежением объясняет свое нежелание отвечать на «Новые возражения» тем, что «все возражения, которые содержит эта книга, основываются лишь на некоторых словесных недоразумениях или ложных допущениях» и «мне совершенно безразлично, будут ли ко мне относиться с уважением или неуважительно те, кого могут убедить подобные доводы» (38, т. IX, I, стр. 203).

Причем, как удачно заметил по этому поводу В. П. Зубов, «в философии Гассенди более или менее ясно видно, где „тело Лансы“ и где „монашеское одеяние“» (14, стр. 402). Если бы Гассенди мог услышать приведенное замечание Маркса, он, пожалуй, со свойственным ему чувством юмора припомнил бы латинскую поговорку: «Laidem habeto dummodo te Lais non habeat!» (владей Лаисой так, чтобы она тобою не владела!).

«…Вы уже прибегаете к аргументу: так сказал бог; но прежде нужно доказать, что бог существует. Что касается меня, то я отрицаю это совершенно… — писал Сирано де Бержерак. — Скажите по чести… если бы вера в бога была для нас необходима… неужели сам бог не окружил бы нас светом, столь ярким, как свет солнца, который ни от кого не прячется. Ибо воображав, что он хотел играть с людьми в прятки… это значит создавать себе образ бога глупого или злого… Если бы… он дал мне ум, неспособный его понять, это была бы не моя вина, а его…» (22, стр. 268–270).

Как известно, согласно Канту, «единственно возможное доказательство бытия бога» — опровергнутое им онтологическое, на котором держится и с которым рушится и физико-телеологическое.

«Телеология выступает перед лицом науки как своего рода скандал» (41, стр. 97).

Лейбниц в письме к Ремону в июле 1714 г. упрекал Гассенди в шаткости его суждений о боге и душе.