Юлия Аксельрод - Мой дед Лев Троцкий и его семья

Однако все конспиративные усилия организаторов конгресса оказались тщетными благодаря провокаторской деятельности Зборовского, который участвовал во всех приготовлениях к конгрессу, встречал делегатов и доставлял их к дому близкого друга Троцкого, французского социалиста А. Росмера, где происходил конгресс. Донесения Зборовского помогли агентам НКВД осуществлять свою подрывную работу во время работы конгресса. Так, один из делегатов оставил в вокзальной камере хранения чемодан с секретными документами, о чем знал только Зборовский. Когда хозяин чемодана вернулся за ним, то обнаружил, что ячейка камеры хранения вскрыта и все документы исчезли [260] .

На Учредительном конгрессе, состоявшемся 3 сентября 1938 года, присутствовал 21 делегат из 11 стран. Председательствовал на конгрессе американец Макс Шахтман. Участники конгресса направили письмо Троцкому, в котором говорилось: «Конгресс IV Интернационала шлет Вам горячий привет. Варварские репрессии, направленные против нашего движения в целом, и в особенности против Вас, не позволили Вам быть среди нас и внести в наше обсуждение свой вклад создателя Красной Армии, организатора Октябрьского восстания и непосредственного преемника Ленина» [261] .

Против провозглашения IV Интернационала выступили только два польских делегата, зачитавшие заявление, подготовленное И. Дойчером [262] . Аргументацию, изложенную в этом заявлении, Дойчер повторил и в своей книге о Троцком, где утверждал, что для создания IV Интернационала нужно было ждать подъема рабочего движения, и расценивал его провозглашение в 1938 году как «пустой жест и глупость» [263] .

Ораторы, выступавшие за провозглашение IV Интернационала, мотивировали необходимость этого состоянием политической изоляции, в котором оказались троцкисты. Шахтман констатировал, что, начиная с 1936 года, все центристские партии «порвали с нами». Другой делегат, Бойтель, отмечал, что ныне уже стало невозможно работать внутри социал-демократических партий [264] .

19 голосами против двух конгресс провозгласил создание IV Интернационала и принял другие резолюции, основная часть которых была написана Троцким. Троцкий был избран почетным председателем и членом Исполкома IV Интернационала.

Перед выборами Исполкома Зборовский, представлявший в единственном числе «русскую секцию», выступил с протестом против того, что этой секции не было предоставлено место в списке кандидатов. В результате демарша Зборовского конгресс постановил: поскольку Троцкий не может непосредственно участвовать в работе Исполкома, место от «русской секции» предоставляется в нем Зборовскому [265] .

Кража части архивов Троцкого из парижского отделения Института социальной истории, куда Троцкий передал документы на хранение, была произведена НКВД 7 ноября 1936 г. Информация о нахождении архива, судя по всему, была передана советским агентам Зборовским, другом Льва Седова, работавшим, как оказалось, на ГПУ– НКВД.

«Слышали о провокации «Этьена», секретаря покойного Седова? – спрашивал Николаевский Суварина. – Это он, вместе с Седовым, привез тогда так называемый «Архив Троцкого» в институт на рю Мишлэ, и сам же сообщил по начальству для кражи. Теперь признал, хотя утверждает, что к похищению прямого отношения не имел. Рассказал, что были разочарованы: оказались одни газеты со всех концов мира (троцкистских групп). Конечно, теперь заново надо думать и о смерти Седова» [266] . Подпавший тогда же под подозрение Зборовский в разговоре с Лелей Эстриной и Д.Ю. Далиным «не отрицал, что он дал сведения об архиве», писал об этом С. Эстрин Б. Сапиру [267] .

…Троцкий, по словам Сары Якобс-Вебер, секретарши Троцкого, был убежден в том, что именно Зборовский «все подстроил» – выбрав эту больницу и, видно, его [Л. Седова] через врача отравил». (Письмо С.Э. Эстрина Б.М. Сапиру, 9 сентября 1975 г.)

7 февраля 1939 г.

Милостивый государь г. министр!

Если я позволю себе утруждать Ваше внимание по личному делу, то не потому, конечно, что оно имеет исключительное значение для меня – этого было бы совершенно недостаточно, – а потому, что оно входит в область Вашего ведения. Дело идет о моем тринадцатилетнем внуке Всеволоде Волкове, который проживает в настоящее время в Париже и которого я хочу перевезти к себе в Мексику, где в настоящее время проживаю сам. История этого ребенка в кратких словах такова: в 1931 г. он прибыл из Москвы со своей матерью, моей родной дочерью Зинаидой, по мужу Волковой, которая, с разрешения советского правительства проделывала за границей курс лечения от туберкулеза. Именно в этот период советские власти лишили меня, а заодно и мою дочь, прав советского гражданства. Паспорт был у дочери отнят, когда она явилась в советское консульство в Берлине. Оторванная от остальных членов семьи, Зинаида Волкова кончила самоубийством такого-то числа [268] . Всеволод оставался в семье моего сына Льва Седова, который проживал в то время в Берлине вместе со своей подругой, французской гражданкой Жанной Молинье. После прихода Гитлера к власти сын оказался вынужденным переселиться в Париж вместе с Жанной Молинье и с мальчиком. Как Вы, может быть, осведомлены, г. министр, сын мой умер

16 февраля 1938 г. при обстоятельствах, которые продолжают оставаться для меня загадочными. С того времени мальчик оставался в руках госпожи Жанны Молинье.

Юридическое положение Всеволода Волкова таково:

Мать его, как уже сказано, умерла. Отец его, проживавший в СССР, уже около пяти лет как исчез бесследно. Так как он участвовал в свое время активно в оппозиции, то не может быть ни малейших сомнений, что он погиб во время одной из «чисток». Советские власти считают, несомненно, Всеволода Волкова лишенным прав гражданства. Ждать каких бы то ни было справок или документов с их стороны было бы совершенно иллюзорно.

Единственным кровным родственником Всеволода, моего законного внука, остаюсь я, нижеподписавшийся. Если факт этот нелегко при нынешних условиях доказать официальными документами, то его можно без труда установить (если вообще необходима проверка) десятками свидетельских показаний со стороны французских граждан, прекрасно осведомленных о моем семейном положении. В приложении к этому письму я даю перечень известного числа таких граждан.

Никаких других кровных или сводных родственников во Франции или в какой-либо другой стране мира у Всеволода Волкова нет. Г-жа Жанна Молинье не находится с ним в родстве, ни в свойстве. Я предлагал Жанне Молинье, на руках которой находится сейчас Всеволод, прибыть с ним в Мексику. По причинам личного характера она от этого отказалась [269] . Так как я сам не имею возможности прибыть во Францию, то я вынужден организовать переселение моего внука через посредство третьих лиц. Представителем моих интересов в этом вопросе является метр Жерар Розенталь.