Пьер Сиприо - Бальзак без маски

Путешествие из Парижа в Верховню прошло хорошо. Бальзак купил дорогие фраки и халаты, которые Бюиссон отделал мехом. Правда, чемодан, отправленный по почте, прибыл только в декабре.

В течение всех 19 месяцев, что Бальзак провел в Верховне, он настолько тяжело болел, что совершенно не мог работать. Он лишь с трудом писал самые необходимые письма. Он продолжал непреклонно верить в методы лечения доктора Кноте, который внимательно осматривал его, щупал пульс, а затем подбирал соответствующие порошки. В глубине души Бальзак, всегда трезво смотревший на неизбежность конца, смеялся над этими лекарствами. Он испытывал чрезмерную усталость, на душе у него скребли кошки, он изнемогал от мучительных головных болей и едва держался на ногах.

К Бальзаку был приставлен мужик, чтобы разжигать и поддерживать огонь в печи. Всякий раз, когда Бальзак замерзал, он приказывал мужику, чтобы тот вскипятил большой кофейник, до краев наполненный кофе. Мужик с ужасом глядел, как Бальзак поглощал этот целебный напиток. И только тогда тело больного понемногу начинало согреваться. Кофе также перебивал отвратительный вкус местной пищи.

Ева и ее дети оказали Бальзаку участливый прием и старались предупредить все его желания. По вечерам Бальзак, если не играл в шахматы с госпожой Ганской, которая приходила в ярость, когда проигрывала, состязался с Георгом в сочинении каламбуров, которые он называл «испорченными детьми плохого вкуса и скабрезности». Иногда весь вечер они слушали музыку. Для Анны Бальзак он стал «дорогим папой», но Ева по-прежнему относилась к нему как к «обласканному гостю».

В ноябре Бальзак заболел «болотной лихорадкой», как тогда называли нарушения в работе головного мозга. Несомненно, речь идет об обострении менингиального воспаления. Бальзак писал Зюльме Карро: «С какой быстротой проявилась болезнь и какие преграды возникли на пути к счастью! Нет, это все происходит для того, чтобы вызвать отвращение к жизни».

В декабре госпожа Бернар-Франсуа де Бальзак прислала сыну подробный отчет об управлении домом. Она была очень довольна собой. Она придерживалась того образа жизни, что вела в пансионе, будучи маленькой девочкой: просыпалась в половине пятого утра и молила Бога послать благополучие ее семье. В половине восьмого она шла к мессе в соседний монастырь. В половине девятого ей подавали суп, а затем она проводила беседы со слугами, каждому из них задавая обстоятельные вопросы о проделанной работе.

«Лучший способ сохранить послушных и верных слуг — это не разрешать им ни минуты бездельничать».

По вечерам Франсуа Минх приходил «проводить госпожу наверх». Он освещал ей дорогу до спальни, затем «зажигал ночник и уходил».

«Весь дом защищен, то есть все покрыто белым коленкором, даже шторы».

Бальзак выплачивал своей матери ежемесячную пенсию в 100 франков. Безусловно, госпожа Бернар-Франсуа де Бальзак находилась в стесненных обстоятельствах. Оноре был должен еще много денег, а кредиторы требовали от него немедленно заплатить 20 тысяч франков.

10 декабря 1848 года Бальзак написал матери обстоятельный ответ, но о деньгах упомянул лишь вскользь: «Береги наши лотерейные билеты, хотя мы и не питаем особых иллюзий». Зато Бальзак подробно описал тревожную обстановку, в которой жили «его друзья». Судебные процессы семей Ганских и Мнишек обходились в 100 тысяч франков ежегодно, «торговля совсем замерла», запасы хлеба накапливались, но «хлеб не продавался». Впрочем, кто рискнул бы перевозить деньги из Польши в Париж, когда надо было платить комиссионный сбор, достигавший 50 %?

Поэтому пусть госпожа Бернар-Франсуа де Бальзак довольствуется 100 франками, выплачиваемыми ежемесячно и «непременно в срок», пусть остается экономной собственницей, рачительной вкладчицей, пусть слуга Франсуа Минх будет опрятно одет, пусть разжигает огонь аккуратно и бережно обращается с лампами.

В декабре Бальзак написал своей сестре, что дом на улице Фортюне «принадлежит особе, у которой я нахожусь в гостях, и все в нем принадлежит ей».

Ева Ганская намеревалась управлять столь значительным подарком так же, как своим имуществом: «скаредно и предусмотрительно». Бальзак так и не понял, насколько требуется быть практичным, когда ведаешь большим состоянием. Ему не доставало осторожности. «Когда я прошу тебя сделать что-нибудь для дома, — писал Оноре матери, — то говорю это не от своего имени, а потому что так желает она» (9 апреля 1849 года).

Зимой 1849 года Бальзак заболел бронхитом, перешедшим в воспаление легких.

В июне доктор Кноте поставил диагноз «воспаление желудка». Что за болезнь и существуют ли лекарства, которые приносят облегчение? Доктор Кноте предписал Бальзаку съедать два раза в день по лимону. Лимон превосходно очищает кровь и освобождает желудок. Лимоны вызвали у Бальзака неукротимую рвоту. 25 часов он бился в агонии, затем почувствовал себя несколько лучше: «Это был жестокий бунт моей болезни и моего темперамента». Бальзак, и в этом не приходится сомневаться, искренне полагал, что легкий приступ помог ему избежать более серьезных последствий: «Он (доктор Кноте) воистину великий и совсем не признанный врач». Бальзак вспомнил о своем сопернике Фредерике Сулье. Великий фельетонист умер совсем молодым потому, что «рядом с ним не было такого доктора».

Вот уже год, как сложились такие опасные, такие тревожные обстоятельства, что возникала насущная потребность принять решение, которое положило бы им конец. Доктор Кноте обнадеживал. Его частые визиты Бальзак рассматривал как подтверждение того, что жить ему предстоит еще долго, а потому считал себя спасенным. А Ева Ганская была убеждена, что спасла свое состояние. Она отписала имущество детям, а те взамен обещали выплачивать ей ежемесячную ренту в размере 20 тысяч франков. Свадьба с Бальзаком и отъезд во Францию превращались в реальность.

…

В январе 1850 года Бальзаку подарили халат из персидской или черкесской материи, чтобы его жизнь наполнилась теплом. Материя нравилась ему своей солнечной расцветкой.

Именно о солнце Бальзак мечтал, когда в разгар зимы отправился в Киев, где всем иностранцам проставляли в паспорте визу. Конечно, еще было бы слишком опасно давать объявление о бракосочетании, но 14 января 1850 года Оноре намекнул матери, что его следующее письмо будет, возможно, «уведомительным».

Ева Ганская выдвинула условие: «Она не хочет иметь долгов». Всю жизнь долги угнетали и изнуряли Бальзака. Для того чтобы установить их сумму, необходимо было хорошенько напрячь память. Всплывали все те же имена: «Даблен, Наккар, Александр де Берни, господин Пикар»: адвокат или торговец диковинными товарами? Бальзак был должен обоим. Затем Даме, поверенный Пеллетро, у которого Бальзак купил дом на улице Фортюне, семья Висконти, Ротшильд, который уже в 1832 году называл Бальзака крайне легкомысленным.