Вадим Бакатин - Избавление от КГБ

Сейчас я нигде не работаю. Сижу за своим домашним письменным столом, пишу. Отвечаю на телефонные звонки любознательных родственников и знакомых. Принимаю дома всех, кто приходит. И вдруг получаю телеграмму. Правительственную.

«Бакатину В. В.»

Уважаемый Вадим Викторович!

Комиссия приглашает Вас принять участие в открытых парламентских слушаниях по теме: «Роль репрессивных органов бывшего СССР в подготовке и проведении государственного переворота в СССР 19–21 августа 1991 г.» Комиссия хотела бы ознакомиться с Вашими оценками по теме слушаний, а также узнать о Вашем понимании места вновь создаваемых органов федеральной безопасности в нашем государстве, задач, стоящих перед ними, их функций и структуры, гарантирующих невозможность их участия впредь в подготовке и проведении заговоров против законной власти.

Слушания состоятся 4 февраля с. г. в зале Совета Национальностей Верховного Совета РФ в 10.00.

Честно скажу, это было неожиданно. Только начал привыкать к частной жизни… Опять в политику? А надо ли?

Но все-таки я не мог не пойти. Написал речь. Переговорил с Львом Пономаревым, уточнил задачу и строго вовремя был в не очень знакомом мне «Белом Российском Доме». Меня там знали. Начиная от симпатичных доброжелательных гардеробщиц и кончая корреспондентами. Интервью давать я решительно отказывался. Но, наверное, слишком решительно и многословно. Ибо на следующий день появились публикации, от которых не откажешься. Кажется, ведь что-то подобное говорил…

Не так уж много времени прошло, а впечатление такое, что вернулся куда-то в очень знакомое прошлое, но в то же время ничего и никого не узнаю, все и так, и не так… Как у Вертинского: «… Мы жили тогда на планете другой, и слишком устали… и слишком мы стары…»

Но ничего: выступил я на тех слушаниях… Как будто бы слушали… после того как я вернулся на свое место, кто-то сзади сказал, что «надо же, как волновался, значит, говорил искренне…»

Мне казалось, что я не волновался, но говорил действительно искренне, хотя всего сказать не мог.

Завершая разговор об избавлении от КГБ, привожу это мое последнее выступление с трибуны Российского парламента 4 февраля 1991 года. Разговор завершается, но не избавление. Избавление продолжается.

Итак. «Многоуважаемые депутаты, я благодарен вам за приглашение. Но должен подчеркнуть, что, выступая здесь, я никого не представляю и высказываю свое личное мнение.

Мне было предложено ответить на два вопроса.

Первый. Роль КГБ в подготовке и проведении государственного переворота 19–21 августа. Я говорил Льву Александровичу, что специально сам не изучал этого вопроса, но абсолютно очевидно, что руководство КГБ играло здесь важную идеологическую и организационную роль, а потом все заметали следы. Однако я не считаю возможным персонифицировать оценки.

Это дело прокуратуры и суда. Свои показания я дал следствию. Кроме того, считал и считаю, что следует ограничить ответственность только высшим руководством Комитета.

Если сказать коротко, я разделяю оценки роли КГБ, изложенные комиссией Степашина, но мне представляется важным более глубоко изучить первопричины создания ситуации, сделавшей возможной попытку антиконституционного переворота.

Может быть, это не предмет сегодняшних слушаний, но… По моему мнению, первопричину надо искать в возникновении на едином базисе разлагающейся социалистической экономики незнакомого нашему обществу надстроечного двоевластия — противоречия между старыми централизованными партгосструктурами и новыми демократическими органами власти. Разрешение этого противоречия пошло по трагическому деструктивному пути. Вместо налаживания управляемого реформирования милитаризованной соцэкономики в социальную рыночную экономику начался процесс противостояния и разрушения…

Роковую роль здесь сыграла реакционная политика ортодоксальной верхушки руководства КПСС, КГБ, ВПК и армии, изначально отвергавших компромиссы, избравших путь проволочек и силового противодействия объективно необходимой демократизации и децентрализации экономики, государства и общества.

В итоге, после серии авантюрных операций, начиная с январского Вильнюса, — кульминация — августовский путч.

КГБ как автономное, никем, кроме ЦК КПСС, не контролируемое, сверхзакрытое ведомство, обладавшее широкими возможностями — от тайной политической слежки до применения «спецназа», — непосредственно использовалось руководством КПСС для реализации этой политики. Результатом этого явилось поражение партгосструктур, межнациональная напряженность и обвальный распад экономики, по-видимому, уже потерявшей последнюю возможность управляемого реформирования.

Одним словом, сегодня пока еще ничего не останавливает продолжающий накапливаться потенциал социального взрыва. Ситуация стала значительно опаснее, чем в августе.

Наряду с двумя традиционными сферами безопасности — внешней (геополитика) и внутренней — неожиданно появилась абсолютно незащищенная третья сфера — безопасность внутри Содружества, где кроме деклараций — полное отсутствие правовых и организационных механизмов и опасные национал-патриотические импровизации на фоне зарождающейся агрессивности. В самой России, спекулируя на трудностях разлагающейся экономики, начинает активно себя проявлять оправившийся от испуга необольшевизм и смыкающийся с ним шовинистический лжепатриотизм. Не предлагая ничего конструктивного, они ждут своего часа. Для них чем хуже, тем лучше.

Если мы это признаем, то второй вопрос о понимании места, функций, структуры федеральных органов безопасности, гарантирующих невозможность их участия в проведении заговоров против законной власти, в текущий момент отходит на второй план, выдвигая на первый проведение безопасной политики. Действительно, если главное — «гарантия неучастия», то это легко решить. Наиболее «эффективным» может показаться восточноевропейский, или прибалтийский путь.

Полностью распустить и создать новые, свободные от «комидеологии чекизма» органы безопасности. Но я считаю такой путь принципиально неприемлемым.

Это тот же большевизм, вывернутый наизнанку. Это повторение пройденного, не имеющее перспективы.

Вопрос и шире и глубже, чем отношение к бывшему КГБ. Я уверен, что надо бороться с идеологией большевизма и чекизма, но при этом надо бережно относиться к правам каждого человека. Если «социализм нашего типа» построить без репрессий, наверное, было даже нельзя, то уже абсолютно невозможно создавать цивилизованное, свободное, демократическое общество, прибегая к любым дискриминационным мерам, тем более по идеологическим соображениям.