Екатерина Андреева-Бальмонт - Воспоминания

A. В. Евреинова (урожд. Сабашникова). 1890-е гг.

Дома ей жилось также плохо из-за постоянной оппозиции к Барановским, которые делали вид, что не замечают ее перемены к ним после несчастного случая с Федей. Нина Васильевна старательно отделялась от них и оберегала младших братьев от их влияния. Но борьба была не в ее характере, и долго она не вынесла бы ее. К счастью, она в это время познакомилась с Анной Михайловной Евреиновой (первая русская женщина-юрист, в юности бежавшая из своей семьи за границу учиться, так как в России тогда еще женщины не могли получать высшего образования). Теперь это была старая некрасивая женщина, с нарочито резкими движениями, стриженая, не выпускавшая папиросы изо рта, выкрикивавшая, о чем бы ни говорили, устаревшие лозунги шестидесятых годов. По существу она была безобидная старуха. Ей очень полюбилась Нина Васильевна. «Вся ваша тоска и неудовлетворенность жизнью, милая барышня, от праздности, — говорила она. — Найдите себе дело. Я вам помогу». И она действительно нашла для Нины Васильевны дело по душе.

Анна Михайловна, жившая в Петербурге, знала кружок лиц, искавших денег для издания литературного журнала. Она ввела Нину Васильевну в этот кружок. Нина Васильевна дала денег и стала издательницей «Северного вестника» {39} 39 «Северный вестник» — ежемесячный литературно-научный и политический журнал, издававшийся в Петербурге в 1885–1898 гг. В 1885–1890 гг. его издателем была А. В. Сабашникова, а редактором А. М. Евреинова. С 1891 г. во главе него стояли Л. Я. Гуревич издательница и А. Волынский (А. А. Флексер) — редактор. Сотрудничал с журналом и К. Д. Бальмонт. , Анна Михайловна — его первым редактором.

Нина Васильевна решила переехать в Петербург, а пока поехала туда на время хлопотать о разрешении журнала, о помещении редакции… Она очень оживилась и всей душой отдавалась этим делам. Помогать ей в хлопотах Анна Михайловна приспособила своего молодого племянника, юриста. Алексей Владимирович горячо принялся за дело. Он не отходил от Нины Васильевны. Он влюбился в нее с первого взгляда и через несколько дней сделал ей предложение. Испуганная этим натиском, Нина Васильевна не отказала ему сразу, просила подождать, они друг друга совсем не знают, она поедет в Москву, поговорит с сестрой. «Зачем ждать, — протестовал веселый и счастливый Алексей Владимирович. — Я поеду с вами в Москву, мы там ближе познакомимся, и сестре своей вы сразу меня покажете, и дело будет в шляпе». И, не слушая возражений Нины Васильевны, он взял два билета и поехал с ней в Москву.

Алексей Владимирович был видный, красивый мужчина, энергичный, самонадеянный. Его открытый нрав и веселость подкупали. Сестре Екатерине Васильевне и братьям он понравился. Барановские взяли на себя узнать в Петербурге всю подноготную Евреинова. Скоро они получили желанные сведения: из хорошей дворянской семьи, небогатый помещик, земец, либерал, говорун. Не слишком серьезный человек, но дурного за ним никто ничего не знал. Алексей Владимирович, проведав каким-то образом, что Барановские наводили о нем справки, громко хохотал над этим в их присутствии, вышучивал их и всем своим бесцеремонным обращением с ними разрушил их престиж в глазах Сабашниковых и всех окружающих.

Евреинов назначил день свадьбы на 15 мая и никаких возражений не принимал. Нина Васильевна боялась: «В мае — маяться, по народной примете». — «Со мной маяться? — грохотал Алексей Владимирович. — Вы только посмотрите на меня! Нина будет счастливейшая женщина на свете!» — говорил он моей матери, когда пришел к нам с Ниной знакомиться. «Почему-то Нина хотела без меня сообщить вам, что она моя невеста. И сейчас еще уговаривала меня посидеть у вас во дворе на тумбе, пока она вам нанесет этот удар». Он весело смеялся, болтал, острил, как будто давно нас знал. К моему удивлению, он понравился моей матери и сестрам. Я совсем не знала, что о нем думать — до того он не подходил к Нине Васильевне. Я чувствовала себя очень несчастной: этот чужой громогласный мужчина будет ее мужем, неминуемо встанет между нами, я потеряю своего обожаемого друга, вот она сейчас уйдет от нас и от меня, уйдет навсегда. Прощаясь с нею, я не выдержала и разрыдалась. Нина Васильевна тоже заплакала, заплакала и Маша. Евреинов, заметив наши слезы, принялся хохотать. «О чем плакать, милые барышни? — говорил он, фамильярно заключая нас троих в свои могучие объятия, — надо радоваться на наше счастье. И вы скоро выйдете замуж…» — «Да, но мы не будем больше видеть Нину», — с усилием выговорила я, сдерживая слезы. «Почему? Вот мы обвенчаемся, попутешествуем, как полагается, а потом вернемся к себе в деревню, а вы приедете к нам туда гостить, правда, Ниночка? Плакать решительно не о чем».

А меня не оставляло чувство, что плакать есть о чем.

Вскоре Евреинов уехал в Петербург. До этого он с Ниной Васильевной съездил к себе в деревню, в Курскую губернию, чтобы познакомить невесту со своей семьей. Она состояла из слепого отца и старшей сестры, жившей всегда при отце. Вернувшись оттуда, Нина Васильевна рассказывала мне о том, как некрасивы и плоски их безлесные места, как ласково ее Евреиновы приняли, как они бедно живут.

«А как Алексей Владимирович?» — спросила я робко, ожидая услышать что-нибудь, что мне объяснило бы ее отношение к нему. Нина Васильевна как-то рассеянно отвечала, что Алексей был очень занят перестройкой дома, в котором они будут жить. Он чертил планы, распределяя комнаты, из ее комнаты будет выход прямо в сад, и так далее. Все это она говорила равнодушно, как будто не ее это касалось, не ей там устраивать свою новую жизнь… Она несчастлива, это ясно… Но почему?

Я сравнивала ее с моей сестрой Анетой, как та была невестой Якова Александровича Полякова. Как она сияла счастьем, как полна была им, своим женихом: «Як сказал», «Як находит», «Як так думает». Она тоже со своим женихом устраивала себе гнездо. Яков Александрович строил себе дом около отцовской фабрики, директором которой он был. Анета тоже с ним рассматривала планы будущего жилья и с восторгом слушала, что говорил ее Як, со всем соглашаясь. Лучше, умнее ее Яка не было человека на свете. И не то что она это высказывала словами, но в глазах ее сияла такая любовь, в голосе звучала такая нежность, что всем было ясно, что она любит и любима и что оба счастливы.

Тут ничего похожего. Только много лет спустя Нина Васильевна мне призналась, как мучительно было для нее это время до свадьбы. Чуть ли не накануне свадьбы она хотела отказать жениху, пыталась объясниться с ним, несколько раз заговаривала о том, что ей кажется, она не любит его, сомневается в себе… Но он ничего слышать не хотел, смеялся, уверяя, что это девичьи бредни, что все ее сомнения пройдут, как только она станет его женой. Он только сердился и недоумевал, когда она не давала ему обнимать себя и целовать.